Белорусов Европа пугает геями и иммигрантами?
По культуре потребления мы уже похожи на европейцев, но всё же далеки от европейских ценностей. Европа для нас превратилась в "травмирующий объект желания". Мы не можем быть европейцами и одновременно хотим ими быть, считает историк, редактор журнала "Новая Европа" Алексей Браточкин. Еврорадио: Что подразумевается под “европеизацией”. Это чисто политическая переориентация нашей страны на Запад, или это какие-то изменения в головах и сознании белорусов, принятие нами каких-то общих ценностей?
Алексей Браточкин: Можно выделить несколько измерений европеизации. Первое измерение – политическое, институциональное, оно предполагает политические контакты Беларуси с Европейским Союзом и возможное включение в процесс европейской интеграции. Так или иначе, Беларусь, пусть даже на уровне дискуссий, включена в эту политическую проблему – границы Евросоюза рядом, поэтому идея европеизации в политическом смысле сохраняет свою значимость.
Еще одно измерение – экономическое. Речь идет о том, чтобы включаться в торговлю с Европейским Союзом. Если будет реализовано политическое измерение, то это предполагает соответственно и изменение экономических параметров, включение в экономическое европейское пространство.
В этих двух измерениях проблема ценностей тоже является важной. Включение в процессы евроинтеграции на политическом уровне предполагает согласие белорусов с тем набором ценностей, который есть в Европейском союзе.
Ну, и третье измерение – “культурно-историческое”, в нем учитывается предыдущий исторический опыт. Поскольку мы географически находимся на территории Европы, то здесь часто происходили общие политические, экономические и культурные процессы. Но в каждой из стран эти процессы имели свои особенности. То, что происходило в историческом прошлом Беларуси в чем-то коррелирует с тем, что происходило на территории той Европы, которую в годы холодной войны называли Западной.
Если мы говорим о европеизации, то выстраивая политические и экономические отношения с Европой, мы должны еще думать о реактуализации исторического и культурного наследия, то есть выяснить, что в нашем историческом опыте является совпадающим с тем, что было в Европе, но не для того, чтобы просто изменить идеологию – вчера мы дружили с Россией, а сегодня – с Европой… А для того, чтобы видеть полную картину “места Беларуси в Европе”. Это одна из потенциальных возможностей, и её надо обсуждать.
Какие существуют проблемы европеизации Беларуси? Например, одной из проблем можно назвать “мутацию” ценностей… Ведь у нас тоже есть все эти европейские ценности – свобода, соблюдение прав человека, демократия и т.д… Но проблема в том, означают ли они то же самое для нас, что и для Европы? Может быть, слова одинаковые, но мы под ними понимаем что-то свое, а европейцы – свое…
На самом деле, это очень серьезный вопрос. Культурный фактор является, с моей точки зрения, одним из самых важных факторов, которые могут определить дальнейшее будущее Беларуси. Когда распадался Советский Союз, все надеялись на то, что все моментально изменится, и мы начнем жить в другом мире, но какие-то устойчивые ценностные установки препятствовали быстрым изменениям. И мы оказались не совсем там, где рассчитывали оказаться.
Поэтому проблема ценностей является сейчас одной из ключевых, нельзя сказать, что есть какое-то согласие по поводу ценностей в белорусском обществе. Какая-то часть белорусов ориентируется на советскую идентичность, помнит тот образ жизни, который когда-то был. Какая-то часть общества понимает, что такое права человека и демократия именно в европейском измерении.
Ну, и все еще зависит, конечно, от власти, которая, в принципе, тоже имеет какое-то свое представление о том, что такое европейские ценности. В основном, когда представители власти говорят о европейских ценностях, они скорее обращают внимание на прагматическую составляющую – говорят о том, что в Беларуси достигнуты какие-то стандарты материального благополучия, и через какое-то время у нас будет не хуже, чем там... При этом игнорируется другая составляющая этих ценностей, касающаяся того, что такое человеческое достоинство, что такое демократия и т.д.
Многие белорусы в том, например, как они что-то потребляют, уже похожи на европейцев. Процесс идет – белорусы покупают какие-то всем известные бренды, но при этом еще важно, чтобы все это не заканчивалось только потреблением брендов, а чтобы речь шла о более глубоких основаниях политических и прочих…
Территориально мы принадлежим к Европе. Но соответствуют ли европейские ценности нашим потребностям? На самом ли деле они для нас ценны? Большая часть белорусского общества – довольно консервативная… Может для нас что-то другое является ценностью?
Многие белорусы, которые тут живут, не совсем представляют то, что происходит в Европе. Многие просто не ездили, визовая проблема – серьезное препятствие. Отсутствие информированности о том, что происходит в Европе, мешает правильно анализировать то, что происходит здесь. Часто сами европейцы пишут критические статьи о себе, анализируют то, что там происходит. И мы обращаем внимание на эту критику, и считаем, что видимо у них тоже плохо.
Какие европейские проблемы пугают белорусов?
Проблема иммиграции, допустим. В Европе увеличивается количество иммигрантов, и сейчас идет сложный процесс достижения согласия между представителями различных культур. Наше общество считается толерантным, но на самом деле мы просто не сталкивались с таким культурным разнообразием, с каким столкнулась Европа.
Второй аспект – это отношение к сексуальным меньшинствам. Консерватизм общества как раз чувствуется именно в таких вопросах. В Европе как раз пытаются найти компромисс между какими-то обычными сложившимися за многие годы нормами и одновременно между тем, что происходит сейчас.
Плюс, отношение к тому, что происходит в Европе (становление демократических институтов, развитие экономики и т.д.) отражает уровень развития белорусского общества. Белорусское общество хоть и судит о том, что происходит в Европе, но судит об этом исходя из своего уровня развития – наша экономика не так успешна, как в ряде стран Европы, есть определенные проблемы с демократическими институтами…
То есть мы не можем оценить то, что происходит в Европе, потому что у нас другой уровень развития?
Оценить то мы можем, но эта разница в развитии позволяет манипулировать оценками, то есть не зная, что там происходит на самом деле, не испытывая того, что испытывают европейцы, не понимая этой ситуации, мы вообще часто отказываемся об этом думать, считаем, что нам вообще все это не подходит и т.д. То есть рассуждаем скорее как люди, которые хотят оказаться в каком-то будущем, но понимают, что путь туда будет такой сложный, что лучше, наверное, не пытаться.
Согласно недавним исследованиям лаборатории НОВАК, чистых европейцев в культурном плане у нас всего около 16% (это люди толерантные полностью во всех вопросах – расовых, вопросах сексуальности и т.д.) О чем говорят эти 16%? Мы ещё далеко от европейскости?
Социологические исследования можно интерпретировать по-разному. Много это или мало – 16%? Учитывая отсутствие контактов с Европой, которое у нас долгое время сохраняется (белорусское общество достаточно закрыто по отношению к Европе), то это достаточно высокий процент, на мой взгляд. Несмотря на все препятствия, отсутствие информации, ещё что-то – какая-то часть общества уже имеет четкую картину, представление о том, что происходит в Европе, и желает там находиться. Я считаю, что это неплохо.
В социальной психологии есть такое явление, что меньшинство, имеющее четкую позицию, часто может изменить и позицию большинства. Поэтому в этом смысле я не являюсь пессимистом.
Одновременно 16% - это и маленькая сумма, учитывая положение нашей страны и возможности, которые могли бы быть использованы. Это и академические программы для молодежи, и включение Беларуси в европейский рынок труда, и ещё ряд возможностей, которые не полностью используются в Беларуси. Поэтому такая цифра может, конечно, внушать опасение.
С другой стороны, кто входит в эти 16%? Я думаю, что это люди, занимающие определенное положение в обществе, более открытые… Те люди, которые в какой-то мере могут на что-то влиять. Я думаю, что сторонников европеизации много среди белорусских интеллектуалов.
Есть проблема, что многие белорусы оценивают негативно европеизацию, или не думают о ней, потому что не понимают, что она может им дать – насколько будут социально защищены какие-то группы населения, когда начнутся экономические реформы… По настоящему, в политическом смысле, никто этим вопросом не занимался вообще. Никто не анализировал то, что произойдет с Беларусью в результате включения в процессы евроинтеграции, на политическом, экономическом уровнях.
Возвращаясь к вопросу об отношении к сексуальным меньшинствам. То, что у нас не так давно разогнали гей-парад, говорит ли это о том, что мы – не европейская страна?
Те события могут на самом деле о многом рассказать. Например, о том, что в стране вообще плохо артикулирована проблема меньшинств. И речь идет не только о гомосексуальности. Если в белорусском обществе есть какие-то группы людей, которые имеют определенный социальный интерес, то этот интерес трудно выражать в публичном пространстве…
Белорусское общество становиться более сложным. Каждая группа, которая живет в этом обществе, нуждается в том, чтобы выразить какие-то свои интересы… Поэтому разгон гей-парада показывает не только консерватизм определенной части общества. В Беларуси часто через обсуждение какого-то события выражается множество проблем. Это опять же связано с отсутствием публичного пространства, где эти проблемы могли бы свободно обсуждаться.
Поэтому сама проблема гей-парада получила какую-то универсальную нагрузку. Некоторое время назад о гей-параде вообще не могло быть и речи. То есть в Беларуси происходят глубинные, социальные изменения в том, как живут люди, как они хотят себя выразить. Эти изменения касаются всех социальных групп, но это очень медленные изменения, и иногда их очень трудно уловить. О них можно узнать только по каким-то точечным акциям, которые внезапно происходят и вдруг становится понятно, что в обществе случилось что-то сложное. Например, есть люди, которые имеют сексуальность, отличающуюся от той, которую принято считать нормальной в рамках белорусского общества…
В какой исторический период белорусы были больше всего европейцами? И насколько сильно европейские ценности были отодвинуты на второй план советским периодом?
Что касается советского периода… Английский историк Эрик Хобсбаум в своей книжке "Эпоха крайностей", где описывает ХХ век, говорит очень интересную вещь – и Советский Союз, и Запад всегда смотрели друг на друга. И то, что происходило в этих странах, всегда было определенной реакцией друг на друга. То, что пытались делать в Советском Союзе, каким-то образом было реакцией на то, что происходит в Европе.
Например, в западной Европе в 1950-60 гг. очень быстро развивалось то, что мы называем сейчас "общество потребления"… И стоит вспомнить знаменитый лозунг Никиты Хрущёва о том, что к 1980-му году советское общество будет жить при коммунизме – это было такое обещание определенного потребления. Во многом повседневная жизнь и запросы людей даже в советский период совпадали с запросами людей, живших вне границ социалистического лагеря.
Стоит даже, наверное, говорить не о том, когда мы были наиболее близки к Европе, а стоит говорить о том периоде, когда не было искусственных препятствий для того, чтобы воспринимать европейский опыт, предлагать свой опыт, и таким образом развиваться… В этом смысле советский период действительно был периодом, когда все-таки устанавливались искусственные препятствия для того, чтобы то, что происходило в других странах, и в Европе, становилось доступным для обсуждения здесь.
А теперь эти искусственные барьеры остались?
В какой-то степени эти барьеры, конечно, остались. Во-первых, несмотря на то, что советский союз распался в 1991-м году, институциональные основы советской системы во многом еще существуют. Исчезновение формальных границ ещё не говорит о том, что исчезли поведенческие установки или ценности, которые были распространены в СССР.
В СССР культура во многом была ориентирована на образ врага. И конечно, сейчас в Беларуси поиск врагов в какой-то степени продолжается, может быть не так интенсивно, как это происходило в советскую эпоху, но все равно в качестве этого врага иногда называют Европу. Теперь это не такой враг, который нам буквально угрожает и может нас захватить. Враг сейчас другой… То, что происходит в Европе, оказывается, может случиться и у нас – а вдруг это принесет с собой что-то плохое и ужасное?
С одной стороны, нам очень туда хочется, но с другой – страшно…
Альмира Усманова, рассматривая проблему европеизации, говорила, что Европа для многих здесь превратилась в травмирующий объект желания. Мы не можем быть европейцами так, как мы считаем. И одновременно хотим ими быть. Нам ничего не остается, как что-нибудь сделать с этим объектом – присвоить его, сломать и т.д. Как-то выразить свое амбивалентное отношение к тому, что происходит в Европе.
Поэтому я думаю, что та критика Европы часто связана ещё с тем, что одновременно это попытка изжить ощущение того, что у нас тоже могут быть какие-то проблемы… Желание не думать об этих проблемах заставляет людей думать о проблемах в Европе.
Что в белорусах есть европейского, что мы, возможно, не воспринимаем как европейское? Какие-то свои исконно белорусские качества, которые как раз совпадают с европейскими?
Конечно, такие ценности есть, хотя бы потому, что все народы в одинаковой степени люди. И те, кто живет в Европе, и те, кто живет в Беларуси, являясь обычными людьми, строят свою обычную повседневную жизнь в соответствии с какими-то ценностями и установками, которые не противоречат друг другу – все желают счастья, благополучия, все говорят о семейных ценностях… На семейном уровне, я думаю, что белорусы иногда являются европейцами, даже если часто не отдают себе в этом отчета. То, как они себя ведут, покупая что-то в магазине или еще что-то – вполне сближает нас с поведением многих людей, живущих в Европе.
Но если говорить о другом уровне – другом измерении ценностей, о том, что в Европе оформилось в виде демократических институтов, то, конечно, здесь ещё пройдет какое-то время, чтобы и эта часть ценностей была осознана, как необходимая.
Что делать, чтобы приблизиться к европейскости?
Прежде всего, необходимо наличие политической силы, которая бы сделала европеизацию подлинной целью. Если появится такая политическая сила, это придаст динамику отношению белорусов к тому, что происходит в стране, изменит позиции людей. И тогда мы узнаем более-менее реальную картину происходящего, основываясь уже не только на отвлеченном социологическом опросе, но и на совершенно очевидных интересах людей.
С другой стороны, достаточно просто быть европейцем – жить, ориентируясь на те ценности, которые считаешь важными. И в этом смысле установка "мы не нужны Европе" - неправильная, потому что надо жить, не ожидая, что кто-то нами сначала заинтересуется, в частности Европейский Союз, а пытаться все-таки думать о будущем и о том, что наша жизнь должна меняться несмотря ни на что. И в этом смысле европейский опыт может нам помочь ее изменить.
Алексей Браточкин: Можно выделить несколько измерений европеизации. Первое измерение – политическое, институциональное, оно предполагает политические контакты Беларуси с Европейским Союзом и возможное включение в процесс европейской интеграции. Так или иначе, Беларусь, пусть даже на уровне дискуссий, включена в эту политическую проблему – границы Евросоюза рядом, поэтому идея европеизации в политическом смысле сохраняет свою значимость.
Еще одно измерение – экономическое. Речь идет о том, чтобы включаться в торговлю с Европейским Союзом. Если будет реализовано политическое измерение, то это предполагает соответственно и изменение экономических параметров, включение в экономическое европейское пространство.
В этих двух измерениях проблема ценностей тоже является важной. Включение в процессы евроинтеграции на политическом уровне предполагает согласие белорусов с тем набором ценностей, который есть в Европейском союзе.
Ну, и третье измерение – “культурно-историческое”, в нем учитывается предыдущий исторический опыт. Поскольку мы географически находимся на территории Европы, то здесь часто происходили общие политические, экономические и культурные процессы. Но в каждой из стран эти процессы имели свои особенности. То, что происходило в историческом прошлом Беларуси в чем-то коррелирует с тем, что происходило на территории той Европы, которую в годы холодной войны называли Западной.
Если мы говорим о европеизации, то выстраивая политические и экономические отношения с Европой, мы должны еще думать о реактуализации исторического и культурного наследия, то есть выяснить, что в нашем историческом опыте является совпадающим с тем, что было в Европе, но не для того, чтобы просто изменить идеологию – вчера мы дружили с Россией, а сегодня – с Европой… А для того, чтобы видеть полную картину “места Беларуси в Европе”. Это одна из потенциальных возможностей, и её надо обсуждать.
Какие существуют проблемы европеизации Беларуси? Например, одной из проблем можно назвать “мутацию” ценностей… Ведь у нас тоже есть все эти европейские ценности – свобода, соблюдение прав человека, демократия и т.д… Но проблема в том, означают ли они то же самое для нас, что и для Европы? Может быть, слова одинаковые, но мы под ними понимаем что-то свое, а европейцы – свое…
На самом деле, это очень серьезный вопрос. Культурный фактор является, с моей точки зрения, одним из самых важных факторов, которые могут определить дальнейшее будущее Беларуси. Когда распадался Советский Союз, все надеялись на то, что все моментально изменится, и мы начнем жить в другом мире, но какие-то устойчивые ценностные установки препятствовали быстрым изменениям. И мы оказались не совсем там, где рассчитывали оказаться.
Поэтому проблема ценностей является сейчас одной из ключевых, нельзя сказать, что есть какое-то согласие по поводу ценностей в белорусском обществе. Какая-то часть белорусов ориентируется на советскую идентичность, помнит тот образ жизни, который когда-то был. Какая-то часть общества понимает, что такое права человека и демократия именно в европейском измерении.
Ну, и все еще зависит, конечно, от власти, которая, в принципе, тоже имеет какое-то свое представление о том, что такое европейские ценности. В основном, когда представители власти говорят о европейских ценностях, они скорее обращают внимание на прагматическую составляющую – говорят о том, что в Беларуси достигнуты какие-то стандарты материального благополучия, и через какое-то время у нас будет не хуже, чем там... При этом игнорируется другая составляющая этих ценностей, касающаяся того, что такое человеческое достоинство, что такое демократия и т.д.
Многие белорусы в том, например, как они что-то потребляют, уже похожи на европейцев. Процесс идет – белорусы покупают какие-то всем известные бренды, но при этом еще важно, чтобы все это не заканчивалось только потреблением брендов, а чтобы речь шла о более глубоких основаниях политических и прочих…
Территориально мы принадлежим к Европе. Но соответствуют ли европейские ценности нашим потребностям? На самом ли деле они для нас ценны? Большая часть белорусского общества – довольно консервативная… Может для нас что-то другое является ценностью?
Многие белорусы, которые тут живут, не совсем представляют то, что происходит в Европе. Многие просто не ездили, визовая проблема – серьезное препятствие. Отсутствие информированности о том, что происходит в Европе, мешает правильно анализировать то, что происходит здесь. Часто сами европейцы пишут критические статьи о себе, анализируют то, что там происходит. И мы обращаем внимание на эту критику, и считаем, что видимо у них тоже плохо.
Какие европейские проблемы пугают белорусов?
Проблема иммиграции, допустим. В Европе увеличивается количество иммигрантов, и сейчас идет сложный процесс достижения согласия между представителями различных культур. Наше общество считается толерантным, но на самом деле мы просто не сталкивались с таким культурным разнообразием, с каким столкнулась Европа.
Второй аспект – это отношение к сексуальным меньшинствам. Консерватизм общества как раз чувствуется именно в таких вопросах. В Европе как раз пытаются найти компромисс между какими-то обычными сложившимися за многие годы нормами и одновременно между тем, что происходит сейчас.
Плюс, отношение к тому, что происходит в Европе (становление демократических институтов, развитие экономики и т.д.) отражает уровень развития белорусского общества. Белорусское общество хоть и судит о том, что происходит в Европе, но судит об этом исходя из своего уровня развития – наша экономика не так успешна, как в ряде стран Европы, есть определенные проблемы с демократическими институтами…
То есть мы не можем оценить то, что происходит в Европе, потому что у нас другой уровень развития?
Оценить то мы можем, но эта разница в развитии позволяет манипулировать оценками, то есть не зная, что там происходит на самом деле, не испытывая того, что испытывают европейцы, не понимая этой ситуации, мы вообще часто отказываемся об этом думать, считаем, что нам вообще все это не подходит и т.д. То есть рассуждаем скорее как люди, которые хотят оказаться в каком-то будущем, но понимают, что путь туда будет такой сложный, что лучше, наверное, не пытаться.
Согласно недавним исследованиям лаборатории НОВАК, чистых европейцев в культурном плане у нас всего около 16% (это люди толерантные полностью во всех вопросах – расовых, вопросах сексуальности и т.д.) О чем говорят эти 16%? Мы ещё далеко от европейскости?
Социологические исследования можно интерпретировать по-разному. Много это или мало – 16%? Учитывая отсутствие контактов с Европой, которое у нас долгое время сохраняется (белорусское общество достаточно закрыто по отношению к Европе), то это достаточно высокий процент, на мой взгляд. Несмотря на все препятствия, отсутствие информации, ещё что-то – какая-то часть общества уже имеет четкую картину, представление о том, что происходит в Европе, и желает там находиться. Я считаю, что это неплохо.
В социальной психологии есть такое явление, что меньшинство, имеющее четкую позицию, часто может изменить и позицию большинства. Поэтому в этом смысле я не являюсь пессимистом.
Одновременно 16% - это и маленькая сумма, учитывая положение нашей страны и возможности, которые могли бы быть использованы. Это и академические программы для молодежи, и включение Беларуси в европейский рынок труда, и ещё ряд возможностей, которые не полностью используются в Беларуси. Поэтому такая цифра может, конечно, внушать опасение.
С другой стороны, кто входит в эти 16%? Я думаю, что это люди, занимающие определенное положение в обществе, более открытые… Те люди, которые в какой-то мере могут на что-то влиять. Я думаю, что сторонников европеизации много среди белорусских интеллектуалов.
Есть проблема, что многие белорусы оценивают негативно европеизацию, или не думают о ней, потому что не понимают, что она может им дать – насколько будут социально защищены какие-то группы населения, когда начнутся экономические реформы… По настоящему, в политическом смысле, никто этим вопросом не занимался вообще. Никто не анализировал то, что произойдет с Беларусью в результате включения в процессы евроинтеграции, на политическом, экономическом уровнях.
Возвращаясь к вопросу об отношении к сексуальным меньшинствам. То, что у нас не так давно разогнали гей-парад, говорит ли это о том, что мы – не европейская страна?
Те события могут на самом деле о многом рассказать. Например, о том, что в стране вообще плохо артикулирована проблема меньшинств. И речь идет не только о гомосексуальности. Если в белорусском обществе есть какие-то группы людей, которые имеют определенный социальный интерес, то этот интерес трудно выражать в публичном пространстве…
Белорусское общество становиться более сложным. Каждая группа, которая живет в этом обществе, нуждается в том, чтобы выразить какие-то свои интересы… Поэтому разгон гей-парада показывает не только консерватизм определенной части общества. В Беларуси часто через обсуждение какого-то события выражается множество проблем. Это опять же связано с отсутствием публичного пространства, где эти проблемы могли бы свободно обсуждаться.
Поэтому сама проблема гей-парада получила какую-то универсальную нагрузку. Некоторое время назад о гей-параде вообще не могло быть и речи. То есть в Беларуси происходят глубинные, социальные изменения в том, как живут люди, как они хотят себя выразить. Эти изменения касаются всех социальных групп, но это очень медленные изменения, и иногда их очень трудно уловить. О них можно узнать только по каким-то точечным акциям, которые внезапно происходят и вдруг становится понятно, что в обществе случилось что-то сложное. Например, есть люди, которые имеют сексуальность, отличающуюся от той, которую принято считать нормальной в рамках белорусского общества…
В какой исторический период белорусы были больше всего европейцами? И насколько сильно европейские ценности были отодвинуты на второй план советским периодом?
Что касается советского периода… Английский историк Эрик Хобсбаум в своей книжке "Эпоха крайностей", где описывает ХХ век, говорит очень интересную вещь – и Советский Союз, и Запад всегда смотрели друг на друга. И то, что происходило в этих странах, всегда было определенной реакцией друг на друга. То, что пытались делать в Советском Союзе, каким-то образом было реакцией на то, что происходит в Европе.
Например, в западной Европе в 1950-60 гг. очень быстро развивалось то, что мы называем сейчас "общество потребления"… И стоит вспомнить знаменитый лозунг Никиты Хрущёва о том, что к 1980-му году советское общество будет жить при коммунизме – это было такое обещание определенного потребления. Во многом повседневная жизнь и запросы людей даже в советский период совпадали с запросами людей, живших вне границ социалистического лагеря.
Стоит даже, наверное, говорить не о том, когда мы были наиболее близки к Европе, а стоит говорить о том периоде, когда не было искусственных препятствий для того, чтобы воспринимать европейский опыт, предлагать свой опыт, и таким образом развиваться… В этом смысле советский период действительно был периодом, когда все-таки устанавливались искусственные препятствия для того, чтобы то, что происходило в других странах, и в Европе, становилось доступным для обсуждения здесь.
А теперь эти искусственные барьеры остались?
В какой-то степени эти барьеры, конечно, остались. Во-первых, несмотря на то, что советский союз распался в 1991-м году, институциональные основы советской системы во многом еще существуют. Исчезновение формальных границ ещё не говорит о том, что исчезли поведенческие установки или ценности, которые были распространены в СССР.
В СССР культура во многом была ориентирована на образ врага. И конечно, сейчас в Беларуси поиск врагов в какой-то степени продолжается, может быть не так интенсивно, как это происходило в советскую эпоху, но все равно в качестве этого врага иногда называют Европу. Теперь это не такой враг, который нам буквально угрожает и может нас захватить. Враг сейчас другой… То, что происходит в Европе, оказывается, может случиться и у нас – а вдруг это принесет с собой что-то плохое и ужасное?
С одной стороны, нам очень туда хочется, но с другой – страшно…
Альмира Усманова, рассматривая проблему европеизации, говорила, что Европа для многих здесь превратилась в травмирующий объект желания. Мы не можем быть европейцами так, как мы считаем. И одновременно хотим ими быть. Нам ничего не остается, как что-нибудь сделать с этим объектом – присвоить его, сломать и т.д. Как-то выразить свое амбивалентное отношение к тому, что происходит в Европе.
Поэтому я думаю, что та критика Европы часто связана ещё с тем, что одновременно это попытка изжить ощущение того, что у нас тоже могут быть какие-то проблемы… Желание не думать об этих проблемах заставляет людей думать о проблемах в Европе.
Что в белорусах есть европейского, что мы, возможно, не воспринимаем как европейское? Какие-то свои исконно белорусские качества, которые как раз совпадают с европейскими?
Конечно, такие ценности есть, хотя бы потому, что все народы в одинаковой степени люди. И те, кто живет в Европе, и те, кто живет в Беларуси, являясь обычными людьми, строят свою обычную повседневную жизнь в соответствии с какими-то ценностями и установками, которые не противоречат друг другу – все желают счастья, благополучия, все говорят о семейных ценностях… На семейном уровне, я думаю, что белорусы иногда являются европейцами, даже если часто не отдают себе в этом отчета. То, как они себя ведут, покупая что-то в магазине или еще что-то – вполне сближает нас с поведением многих людей, живущих в Европе.
Но если говорить о другом уровне – другом измерении ценностей, о том, что в Европе оформилось в виде демократических институтов, то, конечно, здесь ещё пройдет какое-то время, чтобы и эта часть ценностей была осознана, как необходимая.
Что делать, чтобы приблизиться к европейскости?
Прежде всего, необходимо наличие политической силы, которая бы сделала европеизацию подлинной целью. Если появится такая политическая сила, это придаст динамику отношению белорусов к тому, что происходит в стране, изменит позиции людей. И тогда мы узнаем более-менее реальную картину происходящего, основываясь уже не только на отвлеченном социологическом опросе, но и на совершенно очевидных интересах людей.
С другой стороны, достаточно просто быть европейцем – жить, ориентируясь на те ценности, которые считаешь важными. И в этом смысле установка "мы не нужны Европе" - неправильная, потому что надо жить, не ожидая, что кто-то нами сначала заинтересуется, в частности Европейский Союз, а пытаться все-таки думать о будущем и о том, что наша жизнь должна меняться несмотря ни на что. И в этом смысле европейский опыт может нам помочь ее изменить.
