Белорусский журналист бежал от репрессий, а теперь его хотят выслать из Европы

11/11/2024 - 12:51

Андрей Липский по прилёту в Германию / Архіў Андрэя Ліпскага

— Сразу полетел в Германию, потому что там живёт моя старшая дочь. Хотелось, чтобы в ситуации, когда я лишился и работы, и возможности быть со своей семьёй, хотя бы один родной человек оставался рядом. В итоге — скитания по лагерям для беженцев, пропавший паспорт и угроза выдворения в Беларусь.

Так начинает свою историю белорусский журналист Андрей Липский.

Столкнувшись с политическими репрессиями на родине, журналист был вынужден бежать из страны. Сначала он попросил политическое убежище в Германии, где у него забрали паспорт (и по сей день не вернули), после отказа дважды пытался легализоваться в Польше. Недавно ему пришло решение от польских пограничников о том, что он обязан добровольно вернуться в Беларусь. Дома Андрея ждёт “волчий билет” и суд по уголовному делу.

Что случилось?

— В белорусской журналистике я с 1995 года, — объясняет первичную причину возникших проблем Андрей Липский. — Всю свою сознательную жизнь я работал в различных подразделениях светлогорского медиахолдинга “Ранак” (в газете, на телевидении, а потом и на сайте).

В июне 2023-го на светлогорском целлюлозно-картонном комбинате произошла крупная техногенная авария, в результате которой погибли три человека, о чём мы сообщили нашим подписчикам в соцсетях, а на следующий день я подготовил материал для сайта.

Через три дня после этого девять человек из нашей редакции закрыли на сутки, в том числе и меня. Облаву проводил гомельский ОМОН под руководством гомельского ГУБОПиКа.

У нас конфисковали телефоны. Параллельно все наши медиа заблокировали, а соцсети признали экстремистскими.

В двухместной камере изолятора временного содержания Андрей находился ещё с тремя сотрудниками “Ранка”. По словам нашего собеседника, условия были шокирующими (“Хотя, конечно, если бы задержали зимой, было бы ещё хуже”). Выражаясь тюремным языком, один журналист спал на верхней шконке, нижнюю Андрей делил с ещё одним коллегой, а четвёртому ничего не оставалось, как устроиться на полу на газетах, которые выдали охранники.

— Ну, и когда в маленькой камере унитазом является дырка в полу, которая не прикрыта даже ширмочкой, и тебе приходится при всех справлять свои естественные нужды, это физически и психологически очень тяжело. Конечно, пытки бывают и страшнее, но и это, поверьте, неприятно, — спустя месяцы после суток в белорусском изоляторе 53-летний мужчина рассказывает эту историю, как будто продолжая стесняться.

После суда половине из задержанных журналистов выписали крупные штрафы, у кого-то конфисковали технику. Андрей и ещё несколько коллег получили семь суток ареста с конфискацией мобильных устройств.

— Судья мне объяснила, что я по роду деятельности был обязан знать, что подписка на определённые информационные ресурсы является административно наказуемым деянием. На моё возражение, что список этих ресурсов уже на тот момент превышал 400 страниц и всё это изучить, запомнить и соотнести с подписками у себя в соцсетях, многим из которых по несколько лет, невозможно, она сказала, что я содействую распространению “экстремистских” материалов.

Понятно, что мы разговаривали на разных языках. Увы, но в Беларуси нет места ни справедливости, ни аргументам, ни каким-то здравым логическим размышлениям. Ты виноват только потому, что им так хочется. А все твои возражения… Ты, конечно, можешь высказаться, но на это никто реагировать не будет.

Белорусский журналист бежал от репрессий, а теперь его хотят выслать из Европы

Андрей Липский во время работы в редакции / Личный архив

После суток Андрей быстро переучился и некоторое время работал не по профессии. Тем не менее, в начале августа в его квартиру ворвались силовики. Они показали санкцию прокурора — дело будто бы касалось оскорблений и угроз в адрес сотрудника Следственного комитета.

Во время обыска дома у журналиста искали БЧБ-символику, но ничего не нашли. Тогда, предварительно отобрав мобильные телефоны, мужчину отвезли в милицию, где расспрашивали о его работе в “Ранке” во время протестов.

Немецкие лагеря и переезд в Польшу

На следующий день после обыска Андрея судили по статье о распространении экстремистских материалов. Получив штраф в 740 рублей, журналист понял, что это последнее китайское предупреждение перед заведением уголовного дела, и сбежал в Германию. Туда он прилетел 21 сентября с польской гуманитарной визой. Во Франкфурте сдался полицейскому, объяснил ситуацию и сказал, что хочет получить международную защиту.

— Полицейский ответил, мол, “нет проблем”, но объяснил, что ему придётся забрать у меня паспорт — “такой порядок”, — продолжает рассказ Андрей. — Он распечатал мне первую страницу документа на листе А4 и сказал, что на первое время, если полиции понадобится мой паспорт, этой копии будет достаточно. А дальше были лагеря беженцев в различных городах Германии, где я жил вплоть до четвёртого марта этого года.

Лагерь беженцев в Трире / Личный архив

Первого января ведомство, которое занимается делами мигрантов, своеобразно поздравило меня с Новым годом. Мне пришло уведомление, где было написано, что моё прошение о международной защите в Германии отклоняется, так как Польша как страна, которая выдала мне визу, согласилась рассматривать мою заявку. В связи с этим я должен быть депортирован в Польшу.

Мои аргументы о том, что в Германии у меня дочь, сочли несущественными. Мол, дочь достаточно взрослая, чтобы я о ней заботился, а я ещё слишком молодой, чтобы нуждаться в её помощи.

Я пытался как-то оспорить это решение, но, живя в лагере для беженцев, делать это довольно сложно. Ни на одно из моих четырёх электронных писем, где я просил вернуть мне паспорт, чтобы я уехал в Польшу сам (избежав депортации), мне не ответили.

Зато в пять утра четвёртого марта открылась дверь нашего вагончика (я жил тогда в лагере в городе Шайнфельд), меня ослепил свет фонарика:

— Андрей?
— Да.
— Мы сейчас повезём тебя в Польшу.

Основное помещение лагеря для беженцев в Шайнфельде. Права жить в вагончике надо было ещё добиться / Личный архив

А вот и вагончики, в которых живут беженцы / Личный архив

В Польшу меня привезли в город Згожелец. Там польские пограничники подписали какие-то документы с немцами, и меня передали польской стороне.

Андрей обращает внимание, что всю дорогу, пока его везли, он спрашивал о своём паспорте. Ему показывали какую-то бумагу с его фото, мол, нет проблем. Тогда Андрей снова и снова повторял: “Где мой паспорт? Вы везёте его?” Сопровождающий пообещал кому-то позвонить.

Когда белоруса привели на беседу к польскому офицеру на границе, тот тут же начал спрашивать его о паспорте. Мужчина объяснил ситуацию и сказал, что хотел бы податься на международную защиту. Ему сказали “ок”, проанкетировали, дали первичный документ и проинструктировали, как заполнять большую анкету, чтобы не ехать самому в Управление по делам иностранцев в Варшаве.

— Меня спросили, куда я поеду. Я сказал, что хотел бы отправиться в Лодзь, где у меня есть друзья. Меня подвезли на железнодорожную станцию — так я очутился там, где живу по сей день. В Лодзи я ответил на вопросы анкеты, распечатал и вместе с протоколами задержаний, судебными решениями, свидетельством о том, что я работал журналистом, и другими документами отправил по почте в Варшаву.

15 марта мою анкету получили — у меня есть квитанция. Также мне пришла “децизия” о том, что мне назначили пособие. Всё как будто налаживалось: у меня появилась медицинская страховка, и я начал ходить по врачам.

Город Згожелец, 4 марта / Личный архив

Решение о выдворении в Беларусь

— Но 26 мая мне перезвонили из фирмы, которая организовывает посещения медучреждений в рамках моей страховки, и сказали, что страховка больше не работает, а все мои записи отменяются — мол, им пришло уведомление из “ужонда”.

Я начал звонить на инфолинию, писал письма. Ничего конкретного. Пособие больше тоже не присылали. Я снова звонил и писал.
Я спрашивал на инфолинии, может, с моим делом что-нибудь не так? Мне отвечали, что всё нормально. В конце концов я их достал своими звонками, и 25 июня мне перезвонили с инфолинии.

Специалистка сказала, что занимается моим делом и с ним всё нормально, но попросила посетить местное пограничное управление и там составить заявление о том, что я прошу продлить процедуру международной защиты. Также мне надо было написать письмо в департамент социальной защиты о том, чтобы мне возобновили медстраховку и выплату пособия.

На следующий день на электронную почту Андрея пришло письмо из “ужонда” о том, что его дело находится на стадии рассмотрения (это был ответ на старые письма журналиста).

Белорус обрадовался, что проблема наконец разрешится, и поехал к пограничникам. Он объяснил, что его попросили написать заявление о продлении процедуры. Там только посмеялись и сказали, что дело было закрыто ещё 14 марта.

— Вы шутите? А то, что мне отвечали на инфолинии, было каким-то спектаклем? — возмутился Андрей.

— Не знаем, что вам отвечали, но дело было закрыто в связи с тем, что вы не появились в центре содержания иностранцев.

Андрей объяснил, что сразу говорил о том, что будет жить у друзей, а в лагерях нажился ещё в Германии. Но на этом разговор не закончился. Комендант пограничного управления спросил у журналиста, где паспорт. Андрей сказал, что надеется, что его паспорт наконец передали в Польшу, так как к его депортации из Германии готовились несколько месяцев.

Пограничник развёл руками:
— По-человечески понять могу, но паспорта нет — значит, я склонен считать, что вы находитесь в стране нелегально, и открываю административное производство о вашем выдворении в Беларусь.

В то же время Андрея попытались успокоить, что это простая формальность. Чтобы не давать ей хода, журналист должен был попросить международную защиту ещё раз.

— Конечно, когда вопрос стоит ребром между повторной подачей на защиту и выездом в Беларусь, где ждёт суд в рамках уголовного дела, я выбрал податься повторно. Снова заполнил все документы, меня строго попросили позвонить в центр содержания для мигрантов и предупредить, что я не приеду (оказывается, и в первый раз надо было так сделать, но мне об этом никто не сказал).

А ещё меня обязали каждый месяц приезжать в пограничное управление и отмечаться, что я никуда не уеду. Будто бы я могу куда-то уехать без паспорта…

Так Андрей подался на защиту ещё раз, после чего получил смс о том, что дело о предоставлении международной защиты открыто. Надо подождать. Белорусу возобновили пособие, оно помогает ему оплачивать комнату, так как у друзей мужчина больше не живёт.

На улице Лодзи / Личный архив

— Я думал, что всё нормально, но 30 октября получил заказное письмо от коменданта пограничников, — говорит собеседник Еврорадио. — Это было решение об обязательстве иностранца выехать в Беларусь и запрет на въезд на территорию Польши и других стран Шенгенского договора в течение одного года. Под этим стояли мои данные: ФИО, гражданство — Беларусь.

Интересно, как они это всё пишут, если не верят, что у меня есть паспорт и польская виза. Почему они не высылают меня в Германию, откуда меня привезли в Польшу?

Короче, не понимаю, что происходит. В тот же день я обратился в “Partyzanka” (инициатива по оказанию помощи мигрантам) и Центр белорусской солидарности за юридической помощью.

Юрист сказал, что на время рассмотрения моего прошения о предоставлении международной защиты такие действия, как выдворения или депортация, предприниматься не должны. Всё очень запутанно. Пока я подал жалобу на пограничников и жду решения “ужонда” о международной защите. Если решение будет отрицательным, его тоже можно пытаться обжаловать. Юрист обещал помочь. Не знаю, насколько это реально, но буду стараться остаться здесь.

— Как вы чувствуете себя после всей этой истории?
— У меня такое ощущение, будто я кругом виноват. Виноват в том, что поехал в Германию, виноват в том, что поехал в Польшу. Виноват в том, что мой паспорт неизвестно где, виноват даже в том, что меня нагло обманывали, а я верил и упустил время, чтобы что-то предпринять. Я изо всех сил стараюсь играть по правилам, но они, оказывается, действуют не для всех.
В общем, крутись как хочешь. Ты не имеешь право выезжать за пределы Польши, но ищи паспорт в Германии.