Как “чистили” от нацдемов и контрреволюционеров Академию наук БССР в 30-х годах
Белорусская академия наук, “дитя Октябрьской революции”, была использована контрреволюционными элементами в своих целях, негодовала газета “Савецкая Беларусь” в январе 1931 года. Это следовало исправить.
“От Белорусской академии наук требуется самое активное участие в социалистическом строительстве СССР”, — требовало издание.
До самоубийства первого президента Академии наук Всеволода Игнатовского оставалось меньше месяца.
Никакой “академичности” и “объективности”
“В дооктябрьской Беларуси не было ни одного учебного учреждения. Вместо этих последних царская власть строила тут церкви и монастыри, костёлы и синагоги, тюрьмы и кабаки. Всем этим отравлялись мозги трудовых масс Беларуси”, — так “Савецкая Беларусь” пугала читателей тёмными царскими временами в 1931 году.
Советская же власть дала трудовым массам не только образование, но и целую Академию наук, которую торжественно открыли 1 января 1929 года. Тем большее возмущение должна была вызвать у трудящихся деятельность “контрреволюционных национал-демократов” в этих стенах.
Они “при активной помощи тех, кто стоял во главе Академии” только и мечтали забрать у трудящихся всё, что дала революция. И меньше чем через два года после открытия Академии наук начались чистки. К тому времени советская общественность, писала газета, уже хорошо знала, что Академия стала “штаб-квартирой белорусского контрреволюционного национал-демократизма, который является агентурой фашистской Польши и агентурой интервентов”.
“Савецкая Беларусь” вполне чётко формулировала задачу: работу БАН следует взять “под контроль пролетарской общественности”. Вот несколько уроков от газеты для академиков — бывших и будущих.
Урок первый: наука не может быть аполитичной. А те, кто что-то там заявлял про “академичность” и “объективность науки”, будут высмеяны и названы “лучшими образцами буржуазного ханжества”.
Урок второй: нацдемовщина не пройдёт. Выполняя заказ “мировой буржуазии”, белорусские нацдемы использовали Академию наук для своей контрреволюционной войны, писало издание.
“Они на протяжении целого ряда лет насыщали все ветви науки своими идеями, методологией и концепциями. Вместо работы на советскую власть, вместо помощи социалистическому строительству белорусские национал-демократы работали против советской власти и социалистического строительства, работали не на диктатуру пролетариата, а на капиталистический мир, на фашистскую Польшу”.
Но чистки всё исправят.
“Служил ширмой для прикрытия враждебного дела”
Первый президент Академии Всеволод Игнатовский стал одним из подозреваемых по сфабрикованному делу националистической контрреволюционной антисоветской организации “Союза освобождения Беларуси”.
В конце 1930 года его сняли с поста президента Академии наук, а меньше чем через месяц исключили из партии. На страницах “Савецкай Беларусі” тогда опубликовали постановление Президиума и Партколлегии ЦК ККП(б)Б. Заголовок сообщал — предатели партии должны пойти вон из её рядов.
Вина Игнатовского перед партией была сформулирована в нескольких пунктах. Кратко: Игнатовский так и не смог порвать со своим мелкобуржуазным прошлым: он начинал в партии эсеров и продолжал стоять на “мелкобуржуазных политических позициях”.
Через две с половиной недели после исключения из партии после одного из допросов по делу “Союза освобождения Беларуси” Игнатовского нашли мертвым. По официальной версии, он застрелился.
Через два месяца после самоубийства Игнатовского внесудебным постановлением Судебной коллегии ОГПУ его осудили за принадлежность к “Союзу освобождения Беларуси”. Реабилитировали в 1990 году и посмертно восстановили в партии.
Незаменимых нет
И не было. После чисток объявили дополнительные выборы академиков.
Во-первых, освободились места после ареста Ластовского, Некрашевича, Лёсика, Пичеты, Горецкого и Дубаха. Во-вторых, при Академии открылись новые исследовательские институты.
Среди академиков стало больше партийных научных работников. Если в среднем тогда по БССР партийцев — научных работников было 15%, то в Академии наук — аж 37%.
В общем, на этот раз к выбору новых академиков подошли ответственно. Никаких нацдемов.
“Будем надеяться, что со всеми задачами нам при помощи партийных, советских и профсоюзных организаций удастся справиться”, — писал будущий академик Василий Щербаков.
Он ценил возможности в образовании, которые дала трудящимся советская власть. Именно он писал в газете, что в дореволюционной Беларуси не было ни одного учреждения образования, и потому так важно не отдать кабинеты Академии для дел контрреволюции.
Как историк он изучал крестьянское движение в период феодализма, описывал историю Октябрьской революции. В 1931 году стал академиком Академии наук БССР, впоследствии — её вице-президентом, директором Института истории Академии наук.
А в 1936 году его исключили из партии, меньше чем через год арестовали, ещё через год — осудили. Точная дата расстрела неизвестна. В личном деле напротив графы “причина смерти” стоит прочерк. Академик был реабилитирован в 1957 году.
Институт языка должен заняться чем-нибудь важным
В публикациях за январь 1931 года от учёных требовали превратить БАН в “настоящий центр научно-исследовательской работы”. А для этого нужно было добавить в работу социалистического огня.
Взять хотя бы Институт языка, который “нацдемы”, по мнению газеты, полностью прибрали к рукам. Но после чисток Институт заработал как нужно, начал заниматься по-настоящему важными вопросами: например, упрощением белорусской грамматики. В ней, по мнению авторов одной из статей, было слишком много неточностей, пользоваться ею “очень сложно".
Институт также работал над составлением русско-белорусского словаря, в который должно было войти 50–60 тысяч терминов. В нём должны были отразиться “все те изменения и богатство языка, которые были внесены мощным процессом социалистического строительства”.
Кстати, тогда заложили основу для перевода армии на белорусский язык: продолжала работать специальная комиссия, которая занималась военной терминологией.
В общем, несмотря на чистки, процесс белорусизации продолжался. Судя по этому словарю — вплоть до попыток перевести на белорусский язык команды в армии. С переводом самой армии на белорусский язык всё оказалось сложнее — не удалось и через 60 лет.
“Просьба ко всей пролетарской общественности”
Чистки в Академии наук прошли быстро. Материалов о БАН на страницах “Савецкай Беларусі” становилось всё меньше.
Мы переворачиваем очередную страницу газеты, которая уже некоторое время ничего не требовала от Академии наук, — и понимаем, что чистки закончились для белорусских учёных, но не для белорусов.
С марта 1931 года приступила к работе комиссия по проверке и чистке аппарата Белгоскино.
“Просьба ко всей пролетарской общественности давать материал как о работе аппарата БГКино, так и на отдельных его работников по адресу: Минск, Советская, 90. Комиссии по чистке”.
Мы продолжим читать старые газеты. Хотелось бы сказать, что мы делаем это, руководствуясь наказом американца Джорджа Сантаяны. Он предупреждал, мол, кто не знает своей истории, обречён на то, чтобы пережить её вновь.
Но мы делаем это потому, что вновь и вновь обречённо наблюдаем, как повторяется наша история.
