“Люди думают не о деньгах, а друг о друге”: истории волонтёров из “Партизанки”

Проходим мимо огромного торгового центра “Галерея Мокотув” и сворачиваем к маленькому зданию школы.

В “Галерее” — десятки магазинов, на “Галерее” — таблички с именами большинства брендов, которые придут вам в голову. В здании школы — только один магазин. И одна табличка — “Безкоштовна білоруська рука допомоги українцям”.

Это благотворительный магазин Partyzanka. Здесь всё — бесплатно. Продукты, одежда, игрушки, детские автокресла. И обнимут вас здесь тоже бесплатно.

Мы приехали в “Партизанку”, чтобы поговорить с Михасём — белорусом, который с первых же дней войны включился в помощь украинцам. Михась живёт и учится в польском городе Ольштын. Но когда началась война, он взял месячный отпуск — и отправился на границу.

Несколько недель он ночевал на вокзале в Пшемысле — приграничном городке, через который каждый день ехали тысячи беженцев. Сейчас проблема на границе стоит уже не так остро, и Михась приехал в Варшаву, чтобы помогать уже здесь.

В магазине он познакомил нас со своими коллегами — Полиной из Харькова и Полиной из Запорожья. Каждый день Михась, Полина и Полина вместе работают в “Партизанке”. Если эта война подорвала в вас веру в людей — просто послушайте, о чём говорят эти ребята.
 

Как для вас началась война?

Полина из Харькова: Я давно живу в Польше, но вся моя семья — в Харькове. Как началось 24 февраля? Плохо.

Я проснулась в четыре часа утра от сообщения мамы: “Слава богу, ты в Польше”. В Украине было пять. Я ничего не поняла, позвонила ей. В трубке были слышны взрывы.

Что делала в тот день? Работала. Плакала. Пыталась остановить панические атаки.
 

Михась: Я проснулся, зашёл в общий чат с друзьями. Там — паника. В чате были ребята из Украины, им писали: быстрее уезжайте! Я не понимал, что происходит: куда “уезжайте”? Почему “уезжайте”?

Вышел из чата, почитал новости. И на целый день просто выпал из жизни. А на следующий — поехал в Варшаву. Здесь уже собирали гуманитарную помощь.

Возвращаясь в свой город, я не понимал, зачем туда еду. Всё, что происходит здесь с беженцами, всё, что происходит в Украине, касается лично меня. Я не понимал, как я буду учиться. На парах сидел в апатии, а сразу после пар написал заявление на имя декана: попросил отпуск на месяц.

И тут же поехал на границу. Провёл там неделю — волонтёрил, помогал.
 

Полина из Запорожья: Когда началась война, я была дома. Дома — в Запорожье. Родом я из Васильевки — сейчас это оккупированный город. У меня там остались родители и брат. А в Запорожье — мой молодой человек. Я уехала вдвоём с котом.

Не хотела уезжать, надеялась, что всё обойдётся. В день отъезда я проснулась, планировала позавтракать и заняться своими делами. Но в 8 утра позвонила мама и сказала, что её подруга стоит в очереди на эвакуационный поезд.

Я поговорила с Давидом — мой молодой человек, — и мы решили, что мне тоже нужно уехать. Вся жизнь поместилась в рюкзак и пакет. Поехали.
 

Как вы провели первые недели войны?

Михась: Первую неделю волонтёрил на границе. Потом поехал во Львов — там я плёл маскировочную сетку. Но довольно быстро понял, что там моя помощь не так нужна, как в пунктах пропуска. Плести сетку может кто угодно — в этом деле меня легко заменить.

А в пунктах пропуска работы было много, а волонтёров, которые говорили бы одновременно на английском, польском, белорусском и русском, — намного меньше. И я вернулся в Польшу.

В первые недели поток беженцев был настолько большим, что мы спали в лестничных пролётах на вокзале в Пшемысле. Просыпались там же — и снова за работу.

Тогда на поездах приезжали тысячи человек. Было очень холодно, люди спали в спальниках. Когда людей в пунктах пропуска стало меньше, я вернулся в Варшаву.

Сейчас волонтёрю в “Партизанке”. Принимаю гуманитарку от людей, сортирую вещи. Если чего-то не хватает — иду на склад, добираю нужное. В сравнении с тем потоком, который я видел на границе, здесь мало людей. Когда я прихожу утром, в очереди стоит человек 20 — а не тысячи, как это было на вокзале в Пшемысле. За день сюда приходит человек 200-300.

И состояние людей, которые приходят сюда, отличается от того, с чем я сталкивался на границе. У них уже нет паники, они не стоят с пустыми заплаканными глазами, не зная, что делать дальше. У них есть где жить, они знают, что им нужно: одежда, продукты, предметы гигиены. Знают, где всё это можно взять — например, здесь.
 

Полина из Харькова: На второй день войны я взяла неделю выходных и включилась в волонтёрство. Нам всем казалось, что за неделю это закончится.

Весь месяц я ездила волонтёрить на границу, собирала помощь, донатила деньги. Старалась не быть дома, потому что дома каждую минуту кажется, что ты делаешь бесполезные дела, которые не нужны никому, кроме тебя. Поэтому каждое утро быстро принимаешь душ — и едешь помогать. На вокзалах, на границе, здесь, в благотворительном магазине.

Это помогает закрыть потребность помочь тем, кому ты не можешь помочь, — своей семье, близким, друзьям. Многие из них отказываются уехать, многие из них так преданы стране, что не хотят бросать даже полуразрушенные дома. Да, я говорю сейчас о своих близких: некоторые отказываются уезжать.

Чувствительности больше нет. Первые три дня ты не знаешь, как остановить плач. А потом между тобой и эмоциями вырастает большая стена. Больше нет коннекта с собой, с телом, я не замечаю ничего, что я чувствую. Для меня всё это не имеет значения, главное — встать пораньше и быть в строю.
 

Полина из Запорожья: Первые недели войны? На одно плацкартное купе нас было 18 человек. Нам повезло: мы ехали без длительных остановок и до Львова доехали за сутки. А некоторые поезда делали остановки на пять часов, и тогда поездка занимала часов 30. 

Во Львове я встретила волонтёра, который посоветовал добраться автобусом до пешеходной границы. Ехали как килька в банке. Потом три километра шли пешком. Был сильный ветер.

Семь часов переходили границу с украинской стороны, ещё полтора — с польской. За двое суток я поспала два часа. Было много женщин, все устали. Были крики, скандалы. Эмоционально всё это было очень тяжело. Но было очень много волонтёров — и украинцев, и поляков. Я очень благодарна людям, которые всё это организовали.

Каждый день я разговариваю с мамой, спрашиваю, как у неё дела. Если она говорит, что “сегодня тихо”, то это самое лучшее, что можно услышать за день. Бывает, папа ночью присылает фотографию. И пишет: “Надеюсь, ещё увидимся”. Родители сидят в подвале, над ними стреляют. Во двор дома прилетали осколки. Это очень тяжело.

Я рада, что они не переживают за меня, знают, что я в безопасности, и потому тратят меньше нервов. Но мне тяжело: Давид в Запорожье, родители — в Васильевке.

Давид иногда присылает мне видеосообщения. На одном видео недавно показал мне белую дымку в небе прямо напротив окна нашего общежития. Настолько близко. Спрашиваю: что это? Оказывается, сбили ракету. Так близко.
 

Когда всё закончится, сразу домой?

Полина из Запорожья: Домой. Только домой. 

Здесь, в Варшаве, живёт моя тётя. Но адаптация далась мне очень непросто. У меня только-только всё устаканилось в Запорожье. Я впервые вышла на работу. Многое случилось впервые. Всё складывалось, и я только-только начала радоваться — как же идеально всё получается.

И тут меня вырвали из моей жизни.

В Польше было много проблем. Во-первых — с языком, во-вторых, было постоянное чувство, что я здесь чужая. Я не дома, все, кто мне дорог — моя семья, мой молодой человек, — все они остались в Украине.
 

Полина из Харькова: Больше всего хочется домой. Мы с молодым человеком уже приняли решение, что, как только война закончится, уедем жить в Киев. Очень хочется привезти домой все знания и опыт, который мы здесь получили, чтобы поднять экономику Украины.
 

Михась: Через два дня мне нужно будет вернуться на учёбу. Я не представляю, как это сделать. Не представляю, как прекратить помогать, пока моя помощь всё ещё нужна.

За это время я многое понял о себе. Я узнал, что в критические моменты я чувствую себя максимально спокойно. В обычной жизни я могу быть неуверенным, но в кризисные ситуации — войны или революции в Беларуси — у меня ясные мысли. Я максимально продуктивен, а если плохие мысли и приходят, они меня мотивируют.
 

Всё будет хорошо?

Михась: Расскажу вам о ситуации на границе, которая очень мне запомнилась. Через границу ехали пожилая женщина и мужчина. Дедушка в дороге перенёс инсульт. Им нужно было добраться до Италии, но нельзя было ехать с пересадками. Бабушка волновалась, что после инсульта дедушка просто не переживёт такой “составной” маршрут.

Мы никак не могли найти подходящий транспорт, сообщение с Италией не очень хорошее. И тут мы познакомились с девушкой, которая приехала сюда из Лондона. Она собрала на краудфандинге для таких случаев три тысячи британских фунтов. И оплатила билет для этой пожилой пары до Болоньи.

Бабушка не могла поверить в то, что такое возможно. Такие истории очень мотивируют. В нашем мире всё завязано на материальном. И когда система ломается, когда эти правила перестают действовать, люди удивляются. Да и я сам удивляюсь. Всё это даёт веру в человечество: люди не меркантильны, они думают не о деньгах, а друг о друге.

Полина из Запорожья: Внутри меня есть вера в то, что скоро всё это закончится, что всё будет нормально.

Я против расизма, против того, чтобы дискриминировать нацию целиком. У меня был период, когда я пыталась найти виноватых. И всю эту вину я скидывала на людей, которые живут в России. Но сейчас я решила, что буду следить за собой, за своими эмоциями. С этим всем разберутся без моей злости.

Есть такая прекрасная песня Джонна Леннона — Imagine. А в ней — прекрасные слова: представьте, что все люди живут в мире. “Считайте меня мечтателем, но вдруг?” Вот и у меня такая же надежда внутри: может, до людей дойдёт, что война — это никогда не вверх, это только вниз.