Федута: Если бы власть думала о стране,она бы пустила оппозицию в парламент

Еврорадио: Давайте поговорим о власти, оппозиции и народе, попробуем нарисовать схему, по которой происходит общение между ними, какими средствами, какая между ними связь… И начнем с первого блока, который я назову "власть — оппозиция". Какая сегодня налажена между ними связь? Нужна ли она вообще и для чего?

Александр Федута: Во всем мире существуют три абсолютно легальные площадки, на которых общаются представители власти и оппозиции. То есть равные представители элиты — элиты, которая управляет, и контр-элиты, которая борется за власть.

Первая площадка — это органы представительной власти. Во всем мире в парламенте, в местных органах представительной власти присутствует как власть, так и оппозиция. Они могут принадлежать к разным партиям, могут формально быть беспартийными, но одни политики поддерживают власть, другие — борются с этой властью.

И в рамках парламента они вынуждены контактировать друг с другом, иначе невозможно принять главный закон страны, бюджет, невозможно сформировать правительство и, наконец, невозможно принимать любимые другие законы. Оппозиция критикует, но вместе с тем она показывает слабые стороны принимаемых законов. И это позволяет власти корректировать собственные ошибки, которые она совершила бы, если бы не было оппозиции.

Вторая площадка — это медиа. Средства массовой информации, которые по идее должны давать равные возможности как представителям власти, так и представителям оппозиции, чтобы озвучивать свое мнение, давать свои оценки.

Каждый крупный политик, начиная с премьер-министра Великобритании, начинает день с того, что читает определенный набор газет. И это не только те газеты, которые поддерживают его партию, это в первую очередь газеты, выражающие альтернативную точку зрения. Ему надо понимать, за что его критикуют.

И третья площадка — это неформальные контакты в кулуарах. Хотят политики того или нет, они всего-навсего люди. Сегодня ты во власти, завтра ты эту власть теряешь. Принципиально важно, чтобы сохранялась возможность диалога и после власти.

Как контактируют между собой власть и оппозиция в Беларуси?

Например, в верховном совете 12-го созыва были и представители властных структур, которые поддерживали премьер-министра Кебича, также была парламентская оппозиция БНФ во главе с Зеноном Позняком.

За исключением нескольких фигур, все чудесно общались друг с другом. Журналисты были свидетелями, как власть и оппозиция встречались в буфете, в коридоре, обсуждали какой-то вопрос, который надо было принимать несмотря ни на что. И дальше зрителям транслировали сессию, где оппозиция говорила одно, власть — другое, но решение принималось.

Можно ли именно те времена назвать лучшими в истории Беларуси, что касается коммуникации между властью и оппозицией?

Как ни парадоксально, это так. И власть, и оппозиция прекрасно понимали, что после падения коммунистической системы абсолютная власть больше не принадлежит никому в стране. И принципиально важно построить новое государство так, чтобы будущая власть получила как можно больше власти.

Абсолютно аналогичную ситуацию я видел в Литве. В день референдума по вопросу вступления Литвы в Европейский Союз три президента Литвы — два бывших, которые буквально ненавидели друг друга, и новый, только что избранный на то время президент Роландас Паксас — за сутки до референдума пошли в народ объяснять людям, зачем Литва должна быть в Европейском Союзе.

В этом проявлялся необычный консенсус литовских элит. Я могу привести и другие примеры — я много работал в Украине как политический технолог и знаю, что люди, которые с парламентской трибуны очень жестко критиковали друг друга, на следующий день спокойно встречались в кафе и обсуждали те же проблемы, по которым, казалось бы, все уже решено. У них была общая задача — построение суверенной Украины.



Вы говорите, что в идеале два составляющих элиты — власть и оппозиция — должны быть равнозначны… А какие могут быть последствия того, что у нас они не равнозначны?

Я не могу сказать, что они должны быть равнозначны, потому что понятно, что решения принимает власть. И отвечает за эти решения власть. Вопрос в другом: что ради сохранения государственности должен идти диалог. В противном случае, когда государство разрывается непреодолимыми противоречиями, вмешивается внешняя сила.

В нашей ситуации состояние очень сложное. Власть построила такую систему, при которой тот, кто проиграл, теряет все — в том числе площадку для свободного выражения мнения.

В течение долгого времени своего управления Александр Лукашенко уничтожил все механизмы легальных контактов между властью и оппозицией. Дошло до того, что парламент фактически отказался от участия в Евронесте только потому, что там должна была быть представлена непарламентская оппозиция. Но власть сама сделала так, что парламентской оппозиции нет.

За Александра Козулина или Александра Милинкевича голосовало больше людей, чем за любого депутата парламента. Они имеют несколько больший вес, чем любой из депутатов отдельно. Отказываясь это принимать, власть фактически определяет свое будущее положение после выборов.

В результате экономического кризиса, который будет очень долгим, может сложиться такая ситуация, когда контр-элита придет к власти и определит для будущей оппозиции, нынешней власти то самое гетто, в котором находится сегодня сама.

Сегодня же власть и оппозиция встречаются в единственном случае — в суде, когда власть выносит приговор представителю оппозиционной элиты. И это самая большая глупость, которую может сделать власть, потому что в будущем все неизбежно поменяется местами.

Получается, что власть сама себя загнала в ловушку, и если она теряет свою позицию, то теряет все? И нет путей к отступлению…

При этом самая большая угроза как раз не высшему эшелону власти, потому что в высших эшелонах власти во все времена правления Лукашенко было несколько человек, которым позволялось превращать свой кабинет в площадку для общения.

Свободное право общения с оппозицией всегда было у Урала Латыпова, когда он был главой Администрации, у Ивана Антоновича, когда он был министром иностранных дел. Теперь у Владимира Макея. С самого начала правления Лукашенко и до сегодняшнего дня это право фактически сохраняет главный редактор президентской газеты Павел Якубович.

Есть еще несколько человек, но вместе с тем это не возведено в систему. Несчастье какого-нибудь губернатора заключается в том, что он прекрасно понимает, что рабочие завода, находящегося на территории его региона, завтра или послезавтра действительно могут выйти на площадь. И это будет опасно не только для него лично, но и для самих рабочих, и для предприятия. И, наконец, это иногда бывает опасно для страны.

Должен быть консенсус, должны были установлены правила игры — с кем разговаривать. Он же не может позвонить лидеру местных независимых профсоюзов или председателю областной организации БНФ и сказать: "Ребята, приходите, мне надо с вами поговорить". В принципе, это было бы нормально, но в наших условиях он не успеет этого сделать, донос будет написан раньше, чем закроются двери кабинета за его собеседниками.



Давайте перейдем ко второму блоку — "власть — народ". Как общаются между собой власть и народ? В какой стадии у нас сегодня находится эта связь? Есть ли движение в обе стороны — или власть с народом общается, а народ с властью — не очень?..

Никак власть с народом не общается. Диалог — это общение двух сторон с разными мнениями, которые слышат друг друга и реагируют на реплики друг друга. Диалог власти и народа в наших условиях — диалог глухого с немым.

Власть обладает всеми возможностями говорить, но чем выше уровень власти, тем меньше люди, которые там находятся, слышат то, что реально происходит в народе. С другой стороны, народ видит и понимает, что происходит, ведь народ не "быдло" — это люди, которые хотели бы высказаться, но не знают как.

Недавно прошел интересный эксперимент, который инициировала гражданская кампания "Говори правду" под руководством поэта Владимира Некляева. Было разбросано некоторое количество открыток с оплаченной маркой и адресом администрации президента. Пожалуйста, если хотите, пишите, жалуетесь.

Многие мои знакомые получили эту открытку… А потом стало известно, что власть делает все, чтобы эти открытки не дошли в администрацию, даже те немногочисленные, которые были заполнены. Это как раз очень интересно. Формально все признают право людей жаловаться, то, что люди имеют законную возможность обращаться напрямую даже к руководству. Но местная власть уверена, что высказывание такого мнения не является не то что легитимным, но и обязательным.

Во всем мире чиновник, который перехватывает любую открытку, особенно открытую, обречен на политическую гибель. У нас таким образом он продолжает свое существование.

С одной стороны, действительно власть считает, что мнение народа — необязательно. Но с другой стороны, сам народ тоже так считает. И я тут хочу привести данные социологического опроса, людям задавали вопрос: "Считаете ли вы, что можете влиять на решения власти?". 82% сказали, что нет. И что еще более интересно, 53% ответили, что даже и не хотят иметь такой возможности.

В педагогике это называется простым словом — инфантилизм. Народ, как и каждый индивидуум, становится взрослым в тот момент, когда он учится принимать решения и отвечать за свои решения. Процент, который вы назвали — это люди, которые отказались принимать решения даже по вопросу собственной судьбы и судьбы своей семьи. Это поведение людей заторможенных в своем развитии.

Власть, к сожалению, пользуется тем, что ей это удобно, но она должна понимать самое главное: что если у народа отсутствует право свободного выбора и если народ отказывается делать этот выбор, то когда придет "время Ч", спрашивать он будет с тех, кто эти решения принимает, то есть с власти.

Так, если народ переложил всю ответственность на власть…

Власть сама переложила всю ответственность на себя. И обратите внимание, как расцветают белорусские чиновники, когда уходят в отставку. Я помню министра Наумова, который ходил абсолютно подавленный, понимая, какой на нем лежит груз ответственности. И он буквально расцвел, когда его отправили в отставку.

Давайте подведем итог этого блока, "власть — народ". Вы рассказали, чем опасна ситуация отсутствия общения, которая сложилась у нас сегодня. Для власти — потому что потом с нее же за это и спросят. А чем опасна такая ситуация для народа?

В тот момент, когда народ дозреет до мысли о необходимости поменять власть и выполнит это свое решение, выяснится, что нет второго эшелона. И к власти придут люди, не имеющие реального опыта управления.

Если бы власть думала о стране, а не о себе, она бы по крайней мере на прошлых парламентских выборах пустила оппозицию, потому что парламент — это колоссальная школа. Но она этого не сделала, и я очень опасаюсь, что те перемены, которые все равно рано или поздно неизбежно произойдут, поставят народ в такую ситуацию, когда людям придется решать свою судьбу по принципу "спасайся, кто может".

Такой не очень оптимистичный прогноз…

Ну, почему. Я все еще сохраняю надежду, что обойдется без стрельбы. Это очень оптимистичный прогноз.

И, наконец, давайте поговорим о последнем блоке — "народ — оппозиция". Каким образом происходит коммуникация здесь и какие есть особенности?

Обычно во всем мире народ и оппозиция общаются либо через медийные средства либо во время выборов. И поскольку электоральный цикл в каждой цивилизованной стране перманентен — ситуация разделяется на предвыборную, избирательную кампанию и послевыборную… Фактически нет состояния, когда к выборам никто не готовится. Все время происходит общение избирателей с политиками.

Долгое время в белорусской оппозиции господствовала теория воздержания. Вот мы такие все чистенькие-беленькие, мы не будем участвовать в выборах, народ спохватится, поймет ужас ситуации, не пойдет голосовать и власть рухнет…


Две или три электоральные компании были компаниями бойкота. Ситуация была идиотская, потому что политик, который отказывается от участия в выборах, осуждает себя на политическую смерть. Но поскольку у нас отсутствовали механизмы ротации внутри оппозиции — эта ситуация была законсервирована. В результате мы имеем целое поколение политиков, которые занимают статусные места в оппозиции, которые не только не имели опыта побед, но и подменили борьбу бездельем. Поэтому они и опыта реальной борьбы не имели.

Теперь, слава богу, эта теория потерпела поражение, оппозиция поняла, что даже одновременное снятие всех кандидатов от оппозиции должно произойти после того, когда легальный диалог с избирателями закончен. Поход по квартирам, листовки, плакаты, выступления по радио и телевидению… Все использовали — теперь снимайтесь. Слава богу, эта теория начала приобретать популярность. Но проблема в том, что народ в данной ситуации отвык слышать голос оппозиции.

Избиратель спрашивает: "А что вы для нас сделали?". Как будто тот же парламент или Минский городской совет — это награда, которую должны получить директор школы или главный врач стоматологической больницы за то, что сделали. Оппозиционеры говорят: "Мы будем отстаивать ваши интересы". А им говорят: "Мне не надо то, что вы будете делать завтра — мне надо то, что вы делали вчера".

Для чего нужно налаженное общение между оппозицией и народом и чем грозит его отсутствие?

Когда не было общения между оппозицией и народом в 1991 году, народ вышел на площадь, и к этому оказались неподготовлены все — и власть, и оппозиция, и сам народ. И то, что тогда не произошло настоящей демократизации Беларуси, — это результат того, что оппозиция и народ говорили на разных языках. Причем буквально на разных языках, к сожалению.

Если ты хочешь, чтобы тебя услышали, учи риторику своего народа, учи те слова, которые народ понимает. А понимает он далеко не только нецензурную брань. Он понимает и нормальный литературный язык, но с ним надо разговаривать о том, что его волнует.

Но оппозиция приходит к нему, и первые слова, которые говорит: "Преступный режим!". И дальше я представляю себе токаря Минского тракторного завода, который столбенеет и понимает, что с ними на самом деле никто разговаривать не собирается. Его никто не собирается слышать, а собираются кричать о чем-то своем, где слово "демократия" не будет иметь с реальной демократией ничего общего.

Среди средств общения оппозиции с народом вы назвали два — медиа и выборы. Поскольку со свободой СМИ у нас возникают вопросы, то возможно ли это общение осуществлять каким-то другим образом?

Навряд ли, потому что все остальное — это нелегитимные площадки. Можно поставить 25 пикетов в нашем минском Гайд-парке, на "собачей площадке" в районе площади Бангалор. Но я боюсь, что никто, кроме хозяев 30 собачек, не узнает о мнении, которое высказали пикетчики.

Поэтому, с моей точки зрения, эти две площадки для общения, которые я назвал, — главные.

Подводя итог этого блока, опишите кратко эволюцию общения "оппозиция — народ". Когда она была лучшей? И наоборот?

Сейчас лучше, чем 5 лет назад, но хуже, чем 20 лет назад. Потому что 20 лет назад у оппозиции была в наличии площадь. Был митинг, на который можно было прийти и выкрикнуть. Была аудитория, разогретая горбачевскими реформами, которая помнила, что "мы люди, имеем право хотеть и требовать". Теперь, к сожалению, этого нет. И постепенная потеря этой открытой абсолютно легальной площадки осуществлялась, повторю, во многом благодаря самой оппозиции.

Теперь ситуация лучше, оппозиция реально пошла в народ, пытается что-то говорить, появилась молодежь. Но одновременно эта ситуация хуже, так как эта молодежь не имеет опыта управления, а вся оппозиция в целом, к сожалению, забыла социальную риторику, ту, которой прекрасно владеет власть.