Рюкзак в бомбоубежище и авиатревоги: белорус пошёл в первый класс в Украине
Мише 7 лет. Он из Беларуси, но знает больше украинских песен, чем белорусских. В первый класс ему тоже довелось идти в Украине. Так сложилось из-за того, что Анне, маме Миши, пришлось спасаться в Украине от преследования белорусских властей по политическим мотивам. Весной 2021 года она была вынуждена за один день собрать чемодан и покинуть дом. Позже муж и сын к ней присоединились.
Еврорадио узнало, как семья строит жизнь в воюющей стране — отправляет ребёнка в первый класс, обустраивается после разбомбленного в Ирпене дома — и когда чувствует себя “не такими”.
“Жили в Ирпене хорошо и даже замечательно”
В Украине Анна с мужем и сыном поселились в Ирпене, где и встретили войну.
— Я маркетолог, нашла здесь работу в международной компании. Супруг перевёлся в киевский офис компании, в которой работал в Беларуси. Мы сняли домик в Ирпене и жили там свою жизнь до 24 февраля хорошо и даже замечательно, — говорит Анна.
Когда началась война, семья не решилась сразу уехать: коллеги сбрасывали Анне фото пробок в 8 рядов, а в ночь с 24 на 25 у ребёнка поднялась высокая температура.
— С первых часов мы слышали и взрывы. Каждый день читали новости и принимали решение остаться, а потом второго марта на соседнюю улицу прилетела авиабомба. Оставаться стало более опасно, и мы решились уехать.
“Намоленную” съёмную квартиру пришлось оставить. А в конце марта небольшой таунхаус, где жила семья, оказался полностью разрушен. Теперь Анна с мужем и сыном живёт в небольшом городе под Киевом. Здесь нужно было решать, куда устроить ребёнка к 1 сентября.
— В этом городке я провела первые три месяца после эвакуации из Беларуси. Здесь же у нас прописка, а у ребёнка есть друзья. Мы остановили выбор на лицее, к которому, как оказалось, относились по прописке. Супруг просто познакомился с учительницей, сказал, что она суперадекватная — можно идти. Директор просто посмотрел нашу справку о прописке и сказал приходить. Вообще никаких вопросов, никаких денег, — рассказывает Анна.
“Сигнал воздушной тревоги — дети уходят в бомбоубежище”
Сборы в школу прошли довольно спокойно. Всё удалось найти и купить, причём потратилась семья не сильно. На всё — от ручек до одежды — 5-6 тысяч гривен (350-420 рублей). Однако есть особенности, связанные с войной. Линейки 1 сентября не было: опасались нападения на школу. Поэтому мероприятие перенесли на конец лета.
— Но это была не классическая линейка с большим количеством детей, звонками. Просто встреча учеников и родителей первого класса. Дети пришли в вышиванках, устроили небольшой праздник.
Из-за войны очно учатся только первоклассники. Со второго по двенадцатый класс дети занимаются онлайн.
— Звучит сигнал воздушной тревоги — дети уходят в оборудованное бомбоубежище. Туда мы им купили настолки, раскраски, карандаши, прочие игрушки. Там стоят тревожные рюкзаки, в которых медикаменты, вода и какая-то еда, потому что неизвестно, сколько будет длиться сигнал воздушной тревоги.
За первую учебную неделю воздушная тревога была один раз. Она длилась где-то полчаса. Мы с ребёнком не обсуждали, что он чувствовал по этому поводу, но если бы ему было плохо, он бы рассказал. Педагог это упаковал в игру. И пока у него такой возраст, что это действительно воспринимается как игра. Поэтому больше волновались родители, чем дети.
“Ощущение, что ты не такой, появляется, когда открываешь фейсбук”
В программе нет русского языка и литературы, а обучение ведётся только по-украински. Анна говорит, что её сын справляется замечательно.
— Он говорит по-украински лучше меня, хотя провёл здесь всего полгода. Дети более адаптивны, плюс он ходил в нулёвку и лагерь, где тоже был украинский язык. У нас полностью поменялся культурный контекст. Он теперь украинских песен знает больше, чем белорусских.
В классе Миши 28 человек, но белорусских детей нет. При этом давления в школе из-за своей национальности семья не ощущает.
— В школе нет проблем, но, конечно, все блокпосты наши, потому что машина на белорусских номерах. Недавно меня попросили написать определённый документ, который связан с моим гражданством. Я воспринимаю это абсолютно спокойно.
Хейта больше в соцсетях. Ощущение, что ты какой-то не такой, появляется, когда открываешь фейсбук либо когда идёшь в госучреждение, где тебе надо показать паспорт. Процедур для белорусов никаких нет и решения зависят от конкретного человека в конкретном месте. А ты не знаешь: вдруг этот человек из Ирпеня и потерял кого-то.
Недавно Анна подала документы на продление ВНЖ — их приняли. Ещё у неё есть разрешение на работу, но определённости всё это даёт мало.
— У меня есть запасные планы B, C, если что-то пойдёт не так. Останемся мы или уедем, зависит не от меня, а от украинской бюрократии. Это абсолютная лотерея.
Хотя семья предпочла бы остаться в Украине, своей здесь Анна себя не чувствует.
— Я не так давно в эмиграции. И полгода война. Соответственно, почти все контакты, которые успели завязаться, потеряны. Не знаю, что будет дальше. Если белорусская армия зайдёт на территорию Украины, понятно, мы собираемся и уезжаем. Отношение изменится очень быстро даже у тех, кто разделяет режим и народ. Если ситуация будет тлеть, как сейчас, то мы скорее останемся. Потому что переезд это огромный стресс и для ребёнка, и для взрослого человека. Пока живём здесь, работаем, платим налоги, помогаем гривной, — резюмирует Анна.
