Вера Полозкова: Я фанат национального героя Беларуси — Сергея Михалка!
Но даже у “Ляписа Трубецкого” не получится собрать больше людей в клубе Re:public. Это просто невозможно. (Фото+звук)
Минский концерт Веры Полозковой начинается за углом заводского корпуса, в котором расположен клуб Re:public, очередью человек в сто. “Не может такого быть!”, — говорю себе. И через две минуты упираюсь в спины зрителей прямо на входе в зал. Люди стоят на лестницах, свисают с балконов. Такого здесь не видели ни на всеми любимых “Дай дарогу!”, ни на Noize MC.
И это несмотря на перспективу расходиться по домам пешком, как в прошлый “Хавьер”! Директор Re:public Андрей Старцев говорит, что в клубе больше тысячи человек. Впрочем, слушать стихи в таком столпотворении — сомнительное удовольствие:
“Этот зал совершенно не подходит для подобного рода выступлений. Хотелось бы, чтобы люди комфортно сели, могли всё это осмыслить. А не думали: “Боже мой! Сейчас за мной кто-то проходит, кому-то я сейчас ногу отдавлю, где же моя сумка и так далее”, — рассуждает 21-летняя Диана.
После концерта девушка остаётся в клубе, чтобы получить автограф Веры. Подписать книгу во время автограф-сессии днём не получилось. К магазину, который едва вмещает пятьдесят человек, пришло не меньше двухсот поклонников Полозковой. Многие, проведя два часа на морозе, остались ни с чем.
Вера выходит — и зал замирает. Таких внимательных зрителей и в филармонии редко встретишь. Танцев сегодня в клубе не будет, поэтому танцпол уместнее называть партером. Вера рассказывает про снежную пустыню, какой ей показалась Беларусь с борта самолёта. Говорит о том, что Сергей Михалок — наш национальный герой, и признаётся, что она большой фанат “Ляписов”. И, под медитативный эмбиент читает про страсти и несчастья каких-то бесконечно далёких от нас джеффри и стивов.
Надо сказать, бесконечно близкие нам страсти. Близкие — но по какому-то изъяну мироустройства совершенно недостижимые. Настоящая, яркая жизнь, полная метафор, глупых, но милых деталей, любви (пусть мучительной, но всё-таки любви, а не подлого равнодушия) так и остаётся где-то там, в стихах. А мы, прошедшие для молчаливого слушания этих стихов сквозь снежную зиму, так и остаёмся по другую сторону сцены.
Впрочем, поэзия близка не всем.
“Я вижу только людей, подсвеченных красным, — обращается Вера к клубной галёрке. — Они пьют, едят и веселятся, а я тут читаю какие-то душераздирающие тексты… Потерпите. Я немного, часа полтора”.
Эту завуалированную просьбу побренчать бриллиантами (как, впрочем, и каждую реплику поэтессы) партер встречает аплодисментами. Аплодисменты достаются её диалогам с музыкантами и даже бутылочке, из которой Полозкова пьёт воду.
Натянув струны до предела и, верно, почувствовав, что ещё немного — и в Re:public придётся вызывать скорые, Вера читает одно из самых известных своих стихотворений. “Ладно, ладно, давай не о смысле жизни”. Вместе с этим хитом, прямо по тексту, мы перемещаемся на морское побережье. Вскоре из колонок начинает журчать прибой. В зале ощутимо теплеет.
На экране за спиной Полозковой огромный диск Луны превращается в созвездие Ориона, созвездие — в кольца Сатурна, а кольца — в заставку Winamp. Но тональность концерта снова меняется. Вместо убаюкивающих волн — завораживающая индуистская мистика. Вера поёт мантру и добивает зрителей несколькими эсхатологическими притчами. Надо сказать, вполне логично припасёнными именно для концовки концерта.
В очереди в туалет девочки рассказывают друг другу о поездках в Турцию: “А он… А я…” Слушаешь — и кажется, что и не было этой боли, тоски, счастья, радости, не было этих стихов. Волнующие переживания, приключившиеся — увы! — не с нами, не добавляют глубины и не оставляют следов. И мы остаёмся такими же одинокими, как были.
…и в гардеробе, конечно же, не хватает вешалок, потому что все сдают куртки по одной, и почти никто — вместе.