В конце мая вышла новая, третья по счёту,  книга писателя и журналиста Виктора Мартиновича “Сфагнум”. Произведение, написанное по-русски, критики уже успели назвать белорусской “гангста-сказкой”. В студию Еврорадио автор заглянул накануне презентации.

Еврорадио: Может ли писатель жить только с литературы?

Виктор Мартинович: Я не сумею жить только с литературы. Даже после американского перевода. Это время ушло. Как я шучу иногда, до миллиона немного не хватает. Но когда присутствовал на одной конференции с Владимиром Орловым, он говорил, что это возможно. Я в таких случаях вспоминаю пример Курта Воннегута, какой начинал с работы копирайтером на General Eleсtric. Потом появилась коммерческая литература, и он начал жить с литературы. За один рассказ он получал больше, чем за месяц работы. Но потом появилось телевидение, и Курт с его славой опять вернулся к копирайтерству.

Еврорадио: В России есть популярные писатели, которых и у нас читают. Тот же Пелевин, Акунин. А почему у нас этого пока нет?

Виктор Мартинович: Мне кажется, что такие писатели у нас есть. Чего у нас нет, так это выхода к читателю. Есть траблы с попаданием в систему распространения. Российскому писателю проще стать кумиром белорусского читателя, чем белорусскому. Давайте вспомним. Есть отличный роман “Теория заговора” Ахроменко, который появился полтора года назад. Это потенциальный бестселер, приключенческий роман. Если бы был выход к читателю, он бы полюбил Ахроменко. Могу припомнить Андрея Федоренко, который был бы понятен людям и старшего возраста. Например, мой отец моё творчество может не понимать, а его — понял бы. Могу вспомнить роман Некляева, где два действующих лица: КГБ и город Минск. Им нужно дать дорогу к читателю.

Еврорадио: А как дать этот выход к читателю?

Виктор Мартинович: Если бы чаще у нас писали о своём, а не о российском, проблема бы решилась. Должно быть общее единство литераторов и помощь друг другу. Понимание со стороны критика, что если ты обругал белорусского литератора — подтолкнул читателя куда-то в сторону. Нужна корпорация.

Еврорадио: Нужен ли сегодняшней белорусской литературе так называемый масскульт, попсовая литература?

Виктор Мартинович: Нужна такая попса. Очевидно, что её не достаточно. Многие произведения при всей своей интеллектуальной насыщенности, те же произведения Некляева, Ахроменко, весьма приемлемы для широкого читателя. Там нет рассуждений о судьбе государства и языка.

Еврорадио: Как можно привлечь к белорусской литературе домохозяйку, которая смотрит российские сериалы?

Виктор Мартинович: Нужно купить ей киндл. Дети могут купить своей маме киндл. Второе — закачать туда, кроме Роулинг и российской попсы, белорусской литературы с “Камуніката”. И вы заметите, как она превратится в белорусскую тётушку.

Еврорадио: Из ваших трёх книг одну запрещали к продаже — “Паранойю”, почему к ней такое отношение?

Виктор Мартинович: Кто-то, кто не читал книгу, а только краткие фрагменты и синопсис, подумал, что она об Александре Лукашенко. Главный антигерой книги “Паранойя” не похож на Александра Лукашенко, как Гийом Аполлинер не похож на парней с района. Возник неписаный запрет. Кто-то прошёлся по магазинам и предупредил. А когда все поняли, что ничего крамольного там нет — никто же ещё раз не пойдёт по магазинам. Книга “Сфагнум”, например, говорит намного больше о нашей реальности, значительно больше основательного и досадного, и саркастического, чем “Паранойя”. Но потому, что там нет личной жизни руководителя государства, никто об этом не говорит.

Еврорадио: Вторая ваша книга — “Сцюдзёны вырай” вышла по-белорусски, а третья на русском языке. Считаете неудачной свою попытку писать на мове?

Виктор Мартинович: Может, четвёртая книга будет по-французски или по-китайски. Не нужно думать, что я разочаровался в белорусском языке. Написав “Вырай”, я услышал много критики в сторону языка этого произведения. Многие не дочитали до середины и не поняли, что плохой язык в первой части был игрой. Когда я начинал писать “Сфагнум”, я хорошо понимал, как изобразить язык пациков по-русски, но не знал, как по-белорусски. Но теперь, прочитав перевод Рыжкова, я бы начинал писать эту книгу по-белорусски.

Еврорадио: В “Сфагнуме” описывается поведение и диалоги обычных пацанов с района, гопников. Может, вы с ними сталкивались или ходили биться район на район в юности?

Виктор Мартинович: (Переходит на "блатной" русский язык — прим. Еврорадио) А чё, я сам такой. Вы чё думаете? я вырос на автазе! Я нормальный пацан. Могу по-русски тут побалакать, могу по-белорусски. И меня обижает, когда этот роман называют романом о гопниках. Все персонажи тут люди нормальные. Шульга мог бы быть таким, как я, если бы закончил аспирантуру. Хомяк тоже. Пацаны с района, такие же, как мы, только они меньше рассуждают о литературе, музыке.

Еврорадио: Бытует мнение, что если писать по-белорусски, у нас легче и на этом попроще раскрутиться?

Виктор Мартинович: Есть ощущение, что произведение, написанное по-белорусски, будет замечено. Есть плеяда авторов, которые пишут по-русски и чувствуют дефицит внимания серьёзной критики. Белорусская критика воспринимает всерьёз только белорусскоязычные произведения.

Еврорадио: А сегодняшнему писателю в Беларуси стоит заниматься саморекламой и, может, вы применяли какие-то такие уловки?

Виктор Мартинович: Обвинение в пиаре — это то, что я всё время слышу о себе. Могу заверить, что в тот момент, когда запретили “Паранойю”, если б это был пиар — мне бы просто никто не поверил. Ведь всегда понятно, когда человек говорит искренне, и когда он говорит с фигой в кармане. Я могу посоветовать писателям никогда не обращаться к пиару, иначе вы будете выглядеть тупо и жалко. Если есть что сказать публике — это нужно сказать искренне. Слово пиар появилось в 1990-е и до нынешнего момента оно просто себя исчерпало.

Еврорадио: Если у человека на улице спросить о белорусских писателях, он вспомнит максимум Коласа, Купалу, в лучшем случае — Короткевича. А как сделать, чтобы было шире, и кого бы вы посоветовали из белорусских писателей?

Виктор Мартинович: То, что мы имеем со звучанием литературных имён: среднестатистический белорус действительно назовёт Короткевича, Быкова среди современников и всё. Потому что они имели отношение к ещё советской системе распространения, их книги выходили тиражами в 200 тысяч экземпляров. Те, кого я могу вспомнить из полузабытых: это Горецкий, который пишет не о деревне и тяжелой доле, и не о языке. Он пишет об одиночестве и трагедии человека в мире. Я могу вспомнить Пильштынову. Человек пишет о своих странствованиях по миру в 17 веке. Хотя она писала по-польски, но я воспринимаю её исключительно как белорусского автора. Могу вспомнить Борщевского. И Сергея Дубовку, который написал книгу после Гулага и много времени он был запрещён. Это фантастичная книга и по стилистике. Короткие рассказы, которые очень просто читаются.

Еврорадио: Среди общеизвестных писателей, может, вы перенимали стилистику у кого-то?

Виктор Мартинович: Три дня назад вышла рецензия в “The New York Times”, довольно критичная. В ней написано, что я якобы перенимал манеру Набокова. Но чтобы написать большой литературный текст, нужно иметь собственный голос. Когда я цитирую кого-то или перенимаю стилистические приемы, я делаю это умышленно. Критики вспоминали мне фразу “котёнок брызнул вниз по лестнице” — такая фраза была у Булгакова. А критики приписали мне её как стилистический ляп. Не поняли, что это игра, интеллектуальный юмор. Нельзя сказать, что я держусь в стилистических рамках тех, кого я прочитал.

Еврорадио: Некоторые писатели, чтобы начать работать над книгой, пили водку с клюквой, Буковский, например, дрался в баре. Может, у вас есть такая фишечка, чтобы вдохновиться?

Виктор Мартинович:  Ты идёшь по улице, видишь сценку, которая выстреливает в сюжет. Сюжет “Сфагнума” я придумал, когда ночевал в палатке на болотах, наслушавшись одного колдуна и напившись отвара, который тот сварил из каких-то болотных трав. Бетховен говорил, что не нужно садиться и писать сюжет для романа — всё новое приходит само па себе. Ты можешь два года жить с красивой женщиной и ни разу ей не вдохновиться. А потом увидеть, как свет падает на сосиски, и что-то запустится в твоей голове.

Еврорадио: А как можно заинтересовать иностранного читателя, о чём писать?

Виктор Мартинович: Последнее, что нужно делать — выпячивать наши прискорбные траблы: политические, эстетические. Их просто не понимают. Чтобы подтолкнуть к пониманию, нужно много объяснять. Заинтересовывать иностранцев нужно смешными или невероятными особенностями. Степенью мифологизации сознания, степенью неграмотности среднего жителя. Тем чудачеством, которое творится сейчас в головах.

Еврорадио: Возьмём читателя, который прочитал вашу книгу только до половины, что бы вы ему посоветовали?

Виктор Мартинович: Такая ситуация была со “Сцюдзёным выраем”. Многие говорили, что скачали книгу, но пока не читали или начали читать. Скорость чтения и способность дочитать до конца свидетельствует, что произведение не очень глубокое. Но с другой стороны, если ты такой глубокий интеллектуал и не сумел написать текст, который держит до конца — нужно с этим что-то делать. Может, перевес диалогов над описаниями удержит читателя.

Еврорадио: Говорят, что каждый журналист мечтает написать книгу. Почему вы начали писать: площадка журналистики стала тесной?

Виктор Мартинович: На журфак я поступал, потому что отец сказал, что это поможет стать писателем. Потому что филфак готовит преподавательниц литературы для школы. И многие преподавательницы литературы в школе признавались, что когда поступали на филфак, мечтали стать литераторами. Но чтение больших текстов убедило их, что они не писатели. Может, моя проблема в том, что я закончил журфак и не дочитал. Мне очень хотелось. В случае с “Паранойей” у меня появился сюжет, который просился быть опубликованным.

Фото: Еврорадио
 

Мартинович: Что ни скажи, будешь или мракобесом, или п****сом

Мартинович: Характер сна общества никак не изменился за последние 200 лет

Всеволод Стебурако VS Виктор Мартинович