“Ку” значит “Купаловский”. Почему ставили Горвата, а получилась "Кин-дза-дза"

Вернувшись из личного космоса Андрусика Ивановича Горвата, хочется как можно больше дышать. Там тесно. Там темно. Там нет людей, а только их тени. Ты словно спустился в подземное царство, и самое главное сейчас — не оглядываться.

"Это дерьмо понравится людям", — говорит своей подруге парень, стоящий рядом, во время оваций. Из тесного космоса Прудка хочется как можно скорее заземлиться снова.

Спектакль ставят в тёмном кубе камерной сцены. С трёх сторон помост окружён стульями. Люди спешат сесть на свои места. То и дело возникают споры. У людей оказываются одинаковые места в приглашениях. Но всё решается без конфликтов.

Ажиотаж вокруг постановки спектакля по книге Андруся Горвата привлекает внимание. Билеты на четыре дня показов распродали в тот же день, когда они поступили в продажу.

Книга состоит из множества мелких постов, которые сначала публиковались в "Фейсбуке", а впоследствии были собраны вместе. Здесь нет ровного повествования. Структурно это сборник эпизодов, связанных неким подобием общей идеи. Идейно — настольная книга тех, кто мечтает о дауншифтинге, козе, звёздном небе над головой и "сральне" во дворе.

Андрусик Иванович мечтает стать дворником. Хотя, нет. Сначала он рассказывает о том, что ему мать привезла земли с Полесья. А потом он хочет стать дворником. И выбирает Купаловский театр. Потому что есть легенда о женщине, которая там работала 50 лет дворником и потом исчезла, и никто не может вспомнить, когда это всё было. Став дворником, Андрусик вскоре понимает, что хочет переехать в дом деда на Полесье, в деревне Прудок.

Это основная сюжетная завязка. И, наверное, единственная.

Главный герой здесь демиург. Мир вращается вокруг него. Ему 33 года. Как и Иисусу. Вот только он не спаситель. Главный герой — "чужой", и не скрывает этого. Он смотрит на полешуков как на "других" и выстраивает себя через отношение к ним. Потому что, чтобы почувствовать себя, нужны "другие". Он выстраивает свою идентичность, используя их как материал.

Спектакль почему-то получился пронизанным страхом перед женщинами. То и дело мелькает неприятие к ним. Женщины здесь загадочные и властные. Мистические. Словно хтонические богини. Тёмные, странные, которые несут в себе создание и разрушение. Мужчины боятся их и тайно ими пренебрегают. А кто-то по пьяной лавочке признаётся, что хочет "прибить свою".

В постановке совсем опускается момент, что у Андрусика Ивановича есть бывшая жена и дочь, которые упоминались в книге. Здесь они вне истории. Вне повествования. Они мешали.

Повествование срывается с юмористических эпизодов в беспробудно бытовую чернуху с пьянством, хрюканьем и сцаньём, потом в философские эпизоды, достойные пера Паоло Коэльо. Всё это перемежается с абсолютно абсурдистскими сценами. Сначала карнавальное веселье, потом пропасть бытовой чернухи, а потом пьяная трясина.

Мотивация героев? Нет, не слышали. Действия главного героя практически никак не объясняются. Почему Андрусик решил уехать в Прудок? Просто. Ну, разве что, воспоминания о времени, проведённом в тех краях, режут его душу. Главный герой спектакля — очевидный самодур. Затосковав по "земле предков", он решает отправиться в Прудок. Жаль, что не в Вальхаллу.

Подготовка к отправлению Андрусика похожа на подготовку космонавта. Под конец его ставят перед воображаемой толпой, которая скандирует "Горват! Горват!". Герой говорит им всем какую-то бессмыслицу, он весь в белом ("скафандре"), в руках у него шлем космонавта. Манифест авторского эго.

Он отправляется в Прудок.

Весь эпизод путешествия, а это около двух с половиной минут, не покидает ощущение, что ты смотришь театральную версию "Кин-дза-дза" на белорусском языке. Аксессуары, одежда, общая стилистика. Потёртый "совок", лёгкий абсурд происходящего, блестящие стробоскопы, дым и угар.

Так и ждёшь, что появится господин ПэЖэ и потребует три раза ку от Андрусика и прудковцев.

"Ку" значит "Купаловский".

Между сценами — перебивка из радиопередач. "Радзіва" здесь не только фоновое сопровождение, но и полноценный герой. У него есть свои реплики. Оно вмешивается в разговоры людей, и у него, похоже, есть своё мнение. Это и герой, и закадровый голос, и средство связи с внешним миром.

Оказавшись в Прудке, герой замыкается на своём внутреннем космосе. Да, нас могут пытаться убедить в том, что он наоборот раскрывает окружающий мир. Но чаще всего сцены выглядят как попытки заглянуть в глубину старого гнилого колодца, в глубину себя. Везде героя окружает сплошной космос, потому что он чувствует связь с окружающим миром.

Персонажи приходят и уходят. Время здесь будто бы нелинейно. Случаются какие-то странные вещи, которые воспринимаются как должное, не объясняются. Всё это похоже на магический реализм.

Всё это напоминает манифест новой искренности. Манифест дауншифтера. Манифест побега. Символично, что премьера состоялась в год малой родины.

В постановке задействованы всего три человека. Один играет Андрусика Ивановича, на двух остальных взвалены все остальные роли. Они играют сотрудников Купаловского театра, спутников главного героя, безликих фигур, которые готовят Андрусика к Прудку, прудковцев и других полешуков.

Кто-то уже успел сказать, что книга Горвата в этнографическом и антропологическом смысле — полный провал. Его полешуки — карикатурные, картонные, невнятные. Они сменяют друг друга, и их имена тут же стираются из памяти. Они — массовка. Удобный фон для главного героя.

В постановке то и дело упоминается Иван Мележ. Как кто-то сказал, если бы писатель жил в наше время, был бы блогером и писал бы в "Фейсбук", то не стало бы "Радзіва Прудок" четвёртым томом "Полесской хроники"?

Конечно, такое сравнение очень лестно для автора книги. Но разница между Мележем и Горватом очевидна. "Полесская хроника" — это очень глубокое философское и художественное осмысление белорусского народа и его жизни на важном историческом этапе. А у Горвата мы видим записки городского модника, который попал в деревню, но не для того, чтобы осмысливать жизнь крестьян, а чтобы создать "свой космос".

Они оба — продукты своих эпох, литературных предпочтений и талантов. Они разные. И Горвату не стать Мележем. Да он и не стремится к этому.

Свет погас. Шлем космонавта исчез в темноте.

Космос исчез.