Прививка от насилия: Анна Северинец — о том, что не бывает перемен без страданий

Павел Северинец наказан семью годами усиленного режима. Как ни жестоко это звучит, но это один из сотен и тысяч приговоров, озвученных за последние месяцы. Список мучеников-политзаключённых растёт с каждым днём.

Как простому человеку выдержать испытания? Помнит ли Беларусь своих мучеников? Готовы ли были Павел Северинец и его родственники к такому приговору? Что мотивирует палача на издевательства? Уместны ли сегодня юмор и позитив? Отвечает писательница и учительница Анна Северинец.

О силах для общения с учениками и другими людьми

— Сейчас гораздо больше сил приходится тратить на отношения с другими людьми. Чтобы выйти из дома с нормальным лицом и с ним зайти к детям в класс или к Павлу в кабинку свиданий. Мы, оптимисты — такие же люди, как и все. Переживаем то же, что и все, и тоже нам бывает страшно, жутко, ужасно. Силы ещё есть и будут, потому что учитель в классе не может себе позволить ни истерики, ни паники, ни рыданий. Эти скиллы у нас прокачиваются ещё в первые годы работы в школе. Понимаешь, какие мышцы качать и как отдыхать, чтобы выйти к людям в нормальном настроении.

О приговоре Павлу Северинцу

— Я сразу спросила: а почему семь лет, а не сто? Для меня эти числа одинаковы. Я не могу внутри себя рассуждать о семи годах как о времени, которое пройдёт в нынешнем положении. Я не верю в это, поэтому цифра не важна. Больше меня поразила колония усиленного режима: всё же предыдущие сроки Павел проводил на "химии". Сил у него меньше, чем раньше: всё-таки возраст. И Павел не самый здоровый человек: у него проблемы с суставами после стояния в карцере на Окрестина в сырости и воде, ещё головные боли постоянно. Но у нас нет ощущения, что Павел не выдержит.

О прививке от насилия

— Эти вещи трудно пропускать через себя. Раньше я считала себя привыкшей к ним, работая с документами 1937 года. Я читала протоколы допросов по делу писателей, расстрелянных в Куропатах. Я читала протоколы допросов палачей от 1938 года, где описаны пытки. Я понимаю, что то, что наше общество переживает сегодня, в нашей истории уже было: одни пытают, а другие это терпят. Но когда ты это слышишь вживую и понимаешь, что это происходит в твоем городе... Это очень тяжело всё.

Но не бывает ситуаций, в которых такое длится долго. Палачи устают, ведь человек есть человек. Бесконечно такое делать может только небольшое количество людей. У любого человека есть совесть, или страх перед возможным наказанием, или страх перед тем, что ты никогда не расскажешь это детям. Я просто знаю, что это нужно вытерпеть и пережить, это как прививка нашему обществу: мучительная, тяжёлая, ужасная.

Это надо перетерпеть, потому что это всё нами допущено, мы сами до этого довели. Надо выстрадать в пограничном варианте, чтобы потом лет на сто у наших детей и внуков была прививка от этого всего. Пока что не стреляют не потому, что не хотят: я уверена, что мысли такие были. Это маленькая победа человечества над жестокостью, отрефлексированный 1937 год. Когда-то перестали есть друг друга и приносить в жертвы богам. Градус жестокости спадает: нет массовых расстрелов и виселиц на улицах.

Приказ как оправдание для палачей

— Янка Брыль заметил: если приказать белорусу быть белорусом, он будет чудесным белорусом. Но это работает и в другую сторону. Для человека, который живёт сейчас рядом с нами в одной стране, приказ — это приказ. То есть "он не виноват, ему приказали". Потом с чистыми глазами они будут искренне плакать, что выполняли приказ.

После победы материально страна восстановится быстро, ведь белорусы восстанавливались быстро и не из такого ада! Но работа с моралью: что такое хорошо и плохо, как можно и нельзя, какой приказ выполнять или нет — моей жизни точно не хватит, чтобы повзрослело поколение, чистое от пороков, которые присутствуют у нас вместе с нашими прекрасными качествами.

Об уважении белорусов к мученикам

— Человек после смерти живёт дольше в памяти детей, соседей, страны, мира. В контексте истории интернет хранит информацию получше любых архивов, пока остаётся электричество. После каждого из нас остаётся то, что мы сделаем, и это потом уже не изменишь.

Мы на пути к Беларуси, мы растём. Нельзя сказать, что мученики за Беларусь растворились в небытии: за каждым следят, постоянно растёт количество людей, которые их помнят. Улицы, которые называются именами убийц, будут называться именами убитых.

Как отыскать в действительности позитив и поводы для радости?

— Сейчас нужны юмор и веселье. У нас есть позитивная повестка, но она сейчас непубличная. Мне хочется донести понимание, что живёт страна и живут люди, жизнь продолжается и впереди свет. Павел сам в это верит, но без поддержки трудно. Теперь мы все друг к другу должны относиться с ответственностью. Мы переживаем трудные времена, и мы ответственны друг за друга в нашем моральном состоянии. Мы должны готовиться к тому, чтобы выходить к людям с публичным словом.

О страданиях как факторе созревания человека как личности

— Беларусь меняет нас к лучшему: тех, кто хочет перемен. Мы меняемся в хорошую сторону: каждый из нас и нация в целом. Быков писал: "Человека делают страдания, без них он трава". Дети должны плакать, учиться эмпатии, переживать горе и понимать его у других. В горе человек вырастает более правильным. Мы все в муравейнике.

Люди — лучшее спасение от действительности

— Надо идти к себе, к людям. Например, в камере Володарки Павел помог парню по 328-й статье прийти к Богу, парню стало лучше. У человека нет другого спасения, кроме как быть рядом с людьми: братьями по Христу, коллегами, соратниками. Нельзя оставаться одному и сдаваться, ведь впереди счастливая жизнь. Много пройдено, столько вложено. Нас и так поубивают, не надо самим добавлять.

О возможной дате будущей победы

— Я перестала думать о том — когда, ведь это подкашивает меня саму, когда ты ставишь себе какие-то даты. Я поняла свою ответственность перед людьми: они ведь тоже верят в скорую победу. Пусть когда, но у меня нет внутренней возможности думать, что победы не будет. Она будет тогда, когда надо. Новый год я собираюсь встречать с другим президентом — опять какая-то дата.

Как работа над книгой стала долгом

— Я заставляю себя сидеть над творчеством. У меня есть определённое количество бумаг, которые нужно переводить в электронный вид. Я их себе накопила когда-то. Я привязываю себя к стулу: хотя бы раз в неделю что-нибудь сделать, чтобы книжка двинулась дальше. Это документальное, у меня долг перед Михасём Чаротом, я должна издать эту книжку. Раньше я погружалась и ковырялась в своих 1920-х, а сейчас это уже даже не спасает. Теперь это просто долг, чтобы я понимала, что книга делается.