На волю нельзя писать о том, как заключенных кормят
А также об отношениях с администрацией и называть фамилии сокамерников.
В своих письмах приговоренный к смерти Владислав Ковалев пишет исключительно о хороших условиях содержания, вкусной еде, позитивном настрое, благодарит за передачи и уточняет различные семейные мелочи. Ни одной жалобы, ничего о приговоре. Еврорадио расспросило бывших заключенных, о чем можно, а о чем нельзя писать в письмах на волю.
Председатель Объединенной гражданской партии Анатолий Лебедько находился в СИЗО КГБ с 20 декабря 2010 по 6 апреля 2011 года. О чем ни в коем случае писать нельзя, ему рассказали сокамерники.
Анатолий Лебедько: "Сокамерники мне говорили, что нельзя писать фамилии тех, кто находится рядом с тобой, нельзя описывать какие-то нюансы, касающиеся режима твоего пребывания".
Какой-то "памятки" для заключенных насчет запретных тем в камерах не было. Не давали никаких объяснений и сотрудники СИЗО. А потому и судьба большинства написанных писем для заключенных оставалась неизвестной.
Анатолий Лебедько: "Мне вернули два письма, там было подчеркнуто черной ручкой, такой волнистой линией, из-за чего вернули обратно".
Лебедько написал еще одно письмо — на имя Генпрокурора Григория Василевича. Заключенный пожаловался на приход к ним людей в масках. В ответ Лебедько был переведен в "особый режим".
По словам Владимира Некляева, поняв, что попытки связаться с волей тщетны, он начал писать письма в тетрадь, никуда их не отправляя. В результате, жена поэта Ольга получила от него всего одно письмо из тюрьмы...
Владимир Некляев: "... которое я написал после разговора с начальником СИЗО, сказав, что у меня нет необходимых для бритья и чтобы за собой следить вещей. И он сказал: "Я даю на то вам разрешение — напишите. Лично проконтролирую, чтобы это письмо было послано". И то, там какая-то фраза была бытовая, не связанная с бритьем непосредственно, и сказали ее вычеркнуть и письмо переписать".
Предсказать, что может вызвать недовольство цензора, невозможно. И порой, добавляет Никита Лиховид, цензор заворачивает письмо из-за фразы, которая в прошлый раз проходила свободно.
Никита Лиховид: "Даже для людей, которые довольно долго находятся в местах лишения свободы, бывает сюрпризом: что проходит цензуру, а что — не проходит. Какие-то конкретные критерии этого неизвестны. Есть негласное правило: то, что происходит внутри колонии, остается внутри колонии. Не надо писать о том, как кормят или какие режимные мероприятия проходят, об отношениях с администрацией — эти письма не проходят на 100%. Но было, что у людей не проходили цензуру письма на совершенно отстраненные темы".
На волю Никита написал около 200 писем. Дошла половина. Участь других ему неизвестна — те, что не прошли цензуру, парню не возвращали. И даже не объясняли, что вызвало недовольство.
У Павла Северинца, который находится на "химии", цензора нет. Но все письма от него и ему кто-то все же читает — это заметно по конвертам.
Правила поведения заключенного, его права и обязанности прописаны в специальном "регламенте". И он, рассказывают Лебедько и Некляев, у них камерах был. Но не долго — через некоторое время их убрали.
"Эксперт" в правах заключенных Валерий Левоневский называет только две вещи, которых не должно быть в письме на волю. Все остальное — придирки и самоуправство цензора.
Валерий Левоневский: "Нельзя писать нецензурными словами и все, что касается режима содержания — как стоят постройки, об охране и так далее. Все остальное цензуре, если разобраться, не подлежит. Но на практике, особенно если это касается политзаключенных и прессинга на них, то письма не выпускаются — создается искусственная изоляция".
По его словам, цензор должен объяснять все свои замечания заключенному, и если тот не согласен, то может оспорить в административном порядке действия цензора. Поэтому, утверждает Левоневский, цензоры просто не регистрируют письма заключенных, и те, которые не хотят пропускать, просто уничтожают.