"Утверждали — хотел угнать самолет". Беседа с библиотекарем Иржи Грунторадом | Новости Беларуси

— Сегодня я пользуюсь интернетом так же, как раньше использовал самиздат, — говорит Еврорадио диссидент и хозяин чешской библиотеки самиздата и литературы в изгнании Libri Prohibiti Иржи Грунторад.

Однажды наш собеседник попал в тюрьму за то, “что хотел угнать самолет”. Сейчас в архивах его библиотеки — десятки тысяч самиздатовских книг и журналов из разных стран мира. Есть большая коллекция листовок — как внутренних, так и эмигрантских. Есть плакаты, открытки, всевозможные типы печатной продукции. А также большая коллекция аудиовизуальных носителей, включающая магнитофонные ленты, кассеты, видеокассеты и современные электронные носители.

— Мы систематически собираем все, что связано с чехословацкой оппозицией, диссидентством и эмиграцией, — рассказывает наш собеседник. — Только чешских самиздатовских книг у нас двадцать одна тысяча. Наша коллекция чешской и словацкой периодики еще 10 лет назад стала частью проекта ЮНЕСКО, который называется "Память мира".

В интервью Еврорадио господин Грунторад рассказывает о том, как ему удалось собрать такую уникальную библиотеку, делится своими диссидентскими воспоминаниями, а также мыслями о ситуации в Беларуси.

От "не был пионером" до первой перепечатанной книги

— Я родился в 1952 году, во времена самого жесткого периода коммунистического режима. В том же году осудили и казнили через повешение Рудольфа Сланского. Тогда я, естественно, об этом не знал, но в шестидесятых годах я уже набрался ума, слушал иностранные радиостанции, вещавшие по-чешски: “Голос Америки”, “Свободную Европу”, “Би-би-си” и некоторые другие, поэтому знал о мире относительно много. А коммунистический режим вокруг меня по-прежнему существовал и как-то развивался.

В 1968 году — мне тогда было 16 лет — сюда приехали танки, которые остановили демократизацию. Этого, естественно, можно было ожидать, меня это не то чтобы сильно удивило. Удивило меня то, как быстро чешское общество начало сотрудничать с оккупантами, коллаборационировать, приспосабливаться и даже получать блага. Это не остановила даже жертва Яна Палаха. Меня это шокировало, и с тех пор я был принципиально против всего, что делал этот режим.

Для меня самосожжение Яна Палаха стала мощным импульсом. Я думал, что если он пошел на это, я могу делать то, что могу я. Это значило не связываться с режимом, не сотрудничать, дистанцироваться от него везде, где это возможно. Таким образом, я не был пионером, не вошел в профсоюзную организацию, не хотел учиться в вузе, так как образование включало марксизм-ленинизм. Я от всего этого отказался и пошел работать дровосеком.

Это было начало, которое принесло определенные последствия, так как я был одержимым читателем, а режим после 1969 года не позволял печататься сотням авторов, как писателям, так и журналистам. Они не могли издавать свои произведения, среди них был даже народный поэт Ярослав Сейферт. Это было наказание за его отношение к оккупации и режиму. Так наказывали авторов, поэтому в Чехословакии цензура не была нужна, здесь ничего не могло быть напечатано вне цензуры, так как сами авторы ничего такого бы не написали и не издали. Это полностью изолировало их от возможности издать хотя бы сказку. Мой путь читателя естественно вел в направлении, где я мог прочитать какую-то неподцензурную книгу.

О существовании самиздата я знал с иностранных радиостанций, которые слушал, но я никогда не держал эти издания в руках до того дня, когда я, каменщик, пришел в одну квартиру, чтобы отремонтировать что-то, что там натворили сантехники. В той квартире повсюду были самиздатовские издания на папиросной бумаге. Там была "Хартия-77", документы Комитета защиты жертв несправедливого преследования и, естественно, книги, о которых я слышал по радио и которые читали в радиопередачах.

Я видел там и сборник упомянутого народного поэта Ярослава Сейферта, который называется "Чумный столб". Я поговорил с жильцами квартиры, так как меня это очень заинтересовало. Они сказали: "Можете взять почитать что угодно, без проблем. Прочитаете и вернете". Из их рук я получил свою первую самиздатовскую книгу.

Я подумал, что это обязательно заинтересует и других моих друзей. Поэтому я двумя пальцами перепечатал эти стихи на своей старой печатной машинке. Они короткие, работы было немного. Так я создал свою первую самиздатовскую книгу.

Со временем я понял, что это не лучший путь, так как мои два пальца недостаточно эффективны, поэтому я искал машинисток. Я нашел нескольких, которые профессионально перепечатывали тексты. Я нашел переплетчика, который впоследствии сделал из этих бумаг книги. Так возникла самиздатовская серия.

От самиздата до тюрьмы

— В декабре 1976 года возник документ “Хартия-77”, который призвал правительство: вы приняли какие-то законы, следуйте им. Вы их нарушаете в этом, этом, этом и этом, а мы хотим вам помочь перестать их нарушать. Мы будем вас информировать об этих случаях и требовать исправления. Однако документ в такой формулировке, весьма приличной и конкретной, вызвал у режима огромное неприятие, его никогда не опубликовали и до падения коммунизма "Хартия" передавалась только в копиях, она никогда не пошла в печать.

Первых двухсот сорока подписчиков "Хартии-77" начали преследовать, увольняли, забирали у них телефоны, водительские права, их дети не могли получать образование (хотя они и раньше не могли). Были случаи, что их исключали из университетов, если они уже учились. Это, естественно, вызвало дальнейшую реакцию недовольных граждан, поэтому уже в марте 1977 года “Хартию” подписало более 600 человек, и количество подписей росло.

“Сцвярджалі — хацеў сагнаць самалёт”. Гутарка з бібліятэкарам Іржы Грунтарадам

Прага / Мария Войтович, Еврорадио

Через какое-то время я узнал, что это было связано с преследованием Комитета защиты жертв несправедливого преследования, и им были нужны какие-то аргументы против членов этого комитета. Аргументом должно было стать то, что они защищали угонщиков самолетов.

На этом этапе у них ничего не вышло, так как, во-первых, у них не было оружия, а во-вторых, не было никаких реальных свидетелей, которые могли бы свидетельствовать против меня. Поэтому они нашли какого-то судимого рецидивиста, который сказал, что я купил у кого-то оружие, но это, естественно, было очень слабое доказательство. Однако меня осудили на три месяца тюрьмы, так как это было максимальное наказание за владение огнестрельным оружием. Хотя так они показали мне, что надо бояться.

Да, это было предупреждение.

А потом, в 1980 году, за неделю до Рождества, в декабре, ситуация была действительно серьезной. Они пришли снова утром, открыли дверь собственными ключами. У них были копии моих ключей. И сказали: вы пойдете с нами. Снова провели обыск, снова изъяли самиздатовские книги, у меня дома их было несколько. Когда я уходил, то сказал маме: не бойся, я вернусь через четыре дня. Они продержали меня два сороковосмичасовых срока, на которые можно было задержать человека без сообщения причины. Но вернулся я не через четыре дня, а через четыре года.

Тюремные условия напоминали концлагерь

— В тюрьме у меня было много времени на раздумья, но не настолько много. Конечно, я должен был работать. Там была обязательная работа, и она была очень тяжелая, физически тяжелая. Тюремные условия, пожалуй, напоминали концлагерь. Поэтому было нелегко. Однако я верующий, поэтому я не испытывал ненависти. Наоборот, я думал, что они делают свою работу, они — инструмент зла, а я там нахожусь потому, что должен там быть. Это не их выбор. Они, может, предпочли бы кого-нибудь другого, более послушного. Я отказывался от любого сотрудничества с ними, поэтому во время моего срока возникали новые и новые конфликты. Мне даже присудили еще одно наказание, которое через 4 года отменили.

Мне грозило еще 14 месяцев тюрьмы, потому что меня избили надзиратели, а я их “ложно” обвинил в том, что они меня избили. Апелляционный суд отменил эти дополнительные 14 месяцев — конечно, под давлением международной общественности, так как эта информация моментально стала известна в мире. Возмутилась Amnesty International и другие международные организации, занимавшиеся защитой прав человека. Это их заслуга, что апелляционный суд отменил мой “смешной” приговор.

"Чехи знают о Беларуси очень мало"

— Я, конечно, слежу за белорусской ситуацией, но у меня есть то удобство, что я член Amnesty International. Я получаю новости и срочные призывы, когда кто-то попадает в тюрьму. Поэтому где-то с 2008 года я получаю такую информацию. К сожалению, исключительно от Аmnesty InternationaІ.

Было бы хорошо, если бы белорусская ситуация здесь получала гораздо больше внимания. Чехи знают о Беларуси очень мало. Считают, что это просто какой-то русский придаток. Возможно, некоторые хотя бы знают, кто такой Лукашенко и что Минск — столица. И это, пожалуй, все.

Во время разговора в библиотеке / Еврорадио

Я, конечно, очень плохо это воспринимаю, ведь еще 10 лет назад, если я хорошо помню, в 2014 году в Беларуси происходили важные события. Потом в 2020 году белорусы пытались что-то сделать с режимом, и я очень им сопереживал. Я думал: остается немного, надо начать генеральную забастовку, чтобы режим распался. И я думаю, что эта малая деталь решила бы все. Она решила все. Для меня лично было огромным разочарованием, что Лукашенко использовал все силы и задавил это сопротивление.

Сегодняшняя ситуация в Беларуси — такая же, как и в России, собственно говоря. Оппозиция внутри страны перестала существовать, там уйма политических заключенных и никакой надежды в конце туннеля.

Я боюсь, что, как и на Кубе, когда диктатор умирает, вместо него приходит такой же негодяй, как Лукашенко.

"Слава Богу, что у вас есть хотя бы поддержка Польши"

— Сегодняшнее чешское правительство предпочитает помощь Украине, что, конечно, хорошо. Но оно забывает о других, и я говорю не только о Беларуси, но и о кубинской, и о вьетнамской ситуации. В этих коммунистических странах также есть политические заключенные. У нас всегда были какие-то контакты с этими странами — можно говорить о Кубе, Вьетнаме, тем более о Китае, где уйма политических заключенных. Но наша международная политика полностью ориентирована на Украину. Мне это подтвердил сам министр, то есть эта информация надежная.

И логично, что Беларусь получает гораздо большую поддержку в Польше, так как у вас намного больше общего. У вас есть общая граница, контакты между Беларусью и Польшей всегда были гораздо теснее именно благодаря соседству и границе, чем с Чехией или Словакией. И культурная близость — слава богу, что она есть и что у вас есть хотя бы поддержка Польши.

Как я говорил, к сожалению, о Беларуси в Чехии никто ничего не знает. На этом поле стоило бы очень интенсивно работать. Это значит, что белорусы, которые здесь живут, имея разрешение на проживание или убежище, должны гораздо больше презентовать свой белорусский вопрос, чтобы это улучшилось.

"Я думаю, что это самое сложное — советовать, что нужно делать"

— Я не решаюсь на это, но надо взглянуть туда, где эти события, к счастью, уже произошли, где такие режимы разрушились. Европейские страны на рубеже 1989 и 1990 годов были в очень разных ситуациях. Например, Румыния, Албания, Венгрия, Восточная Германия имели очень разные режимы, но каким-то образом перешли к демократии.

Например, Восточная Германия имела преимущество в том, что рядом была Западная Германия, принявшая ее как целое со всеми атрибутами. Но это был единственный случай. Все остальные страны — Польша, Венгрия, Чехословакия — должны были идти по другому пути, и некоторые не дошли в Европу до сих пор. Например, Албания сейчас где-то на полпути.

Поэтому очень важно стараться, чтобы в конкретной стране, внутри, возникали демократические структуры уже на протяжении тоталитарного режима. Не ждать, когда режим закончится, а стараться поддерживать какую-либо оппозицию, правую или левую. Кто бы ни был против режима, для нас это хорошо, потому что тем самым культивируется демократия. Это не означает, что мы поддерживаем какое-то развитие вправо или влево либо еще куда-то, мы поддерживаем демократию.

В "Хартии" мы научились демократии. Было бы хорошо, если бы и в Беларуси, хотя ситуация там очень плохая, между собой общались и сотрудничали разные люди из оппозиции. Думаю, это будет в правильном направлении.

ПОСМОТРЕТЬ БЕСЕДУ ПОЛНОСТЬЮ