В качестве основного торгового партнёра России мы проигрываем Китаю
Неправильно говорить, что мы должны диверсифицировать торговлю, — надо было не производить, чтобы затем не пришлось разгружать склады. Сначала должна произойти реструктуризация в промышленности, поскольку то, что производим, мы ровно то и продаём, — говорит заместитель директора Исследовательского центра Института приватизации и менеджмента Ирина Точицкая. Давайте побеседуем о нынешнем состоянии внешней торговли Беларуси. В частности о её диверсификации — о чём сегодня очень часто говорят как власти, так и независимые эксперты. И, конечно, об отвязке нашего экспорта от России в качестве главной проблемы диверсификации.
И начнём давайте с общего состояния внешней торговли Беларуси. Что менялось в последнее время? Что происходило и как можно охарактеризовать то, что мы имеем сегодня?
Ирина Точицкая: Если говорить в целом о состоянии внешней торговли, то надо отметить, что 2009 год — достаточно тяжёлый. Проблемы появились в конце 2008, а в 2009 стали абсолютно очевидными. Сегодня Беларусь переживает двойной шок. У нас очень серьёзные проблемы с экспортом в страны СНГ, в частности в Россию. И также очень серьёзные проблемы с экспортом в страны остального мира.
Важно отметить, что эти шоки — экзогенные, то есть они не связаны с потерей конкурентоспособности. Это чисто экзогенный шок, связанный с финансово-экономическим кризисом. В этом и есть проблема, что от нас эти шоки не зависят и поэтому нам очень сложно к ним адаптироваться.
Что изменит кризис во внешней торговле Беларуси, что он уже изменил и как это на нас отразилось?
Что касается экспорта на рынки стран не СНГ — падали цены на нефть, соответственно падали цены на нефтепродукты, которые мы туда продаём. Мы продавали те же самые объёмы нефтепродуктов, что и раньше, даже немного большие, но в денежном выражении экспорт сократился очень сильно, чуть ли не на 50%. То есть это было связано с резким падением цен. И мы с этим ничего поделать не можем. Мы можем только сидеть и ждать, когда ситуация улучшится.
Если мы посмотрим на российский рынок, там происходила такая же ситуация. Мы в Россию посылаем по большей части так называемые инвестиционные товары. И эта группа пострадала больше всего, поскольку естественно, что когда у тебя кризис и тебе плохо, ты не закупаешь ни грузовики, ни тракторы. Естественно, что ты не закупаешь какую-то машиностроительную продукцию — станки и т.д. И здесь у нас возникли большие проблемы у таких производителей как МАЗ, Тракторный завод... Опять же говорю: это от нас не зависит. Это нужно ждать, пока рынок отстроится.
Но, возможно, мы сможем что-то для себя из этого вынести, а не просто и ждать...
Да, есть очень важный момент, о котором нужно говорить с точки зрения будущей конкурентоспособности. Этот кризис является хорошим уроком для многих стран и возможностью подумать, какую экономику они хотят видеть в будущем. Чего мы хотим? Двигаться дальше в сторону продукции с высокой долей прибавочной стоимости, либо мы хотим двигаться в сторону хай-тек или ещё чего? Или мы по-прежнему хотим иметь в экспорте товары с высокой долей сырья, материалов и рабочей силы?
Этот вопрос довольно серьёзный, но у меня создаётся впечатление, что мы даже такие вопросы себе не задаём. Мы абсолютно твёрдо уверены, что рынки тихонько отстроятся, мы свои запасы как-нибудь распродадим. И начнём какой-то новый виток.
Но здесь есть целый ряд угроз, даже со стороны российского рынка. Потому что если Россия действительно решит как-то сильно меняться, то возникнет очень большой вопрос — устроят ли её по качеству наши инвестиционные товары, которые мы туда поставляли. На самом деле Россия довольно богатая страна, и она может позволить себе выбирать качество как основной приоритет в закупке инвестиционных товаров. И, собственно говоря, такую тенденцию мы начали наблюдать уже до кризиса.
И нужно опять-таки очень точно понимать, что на российском рынке у нас растёт серьёзная конкуренция со стороны машиностроительной продукции — это Китай. Потому что тот Китай, который у нас долгое время воспринимался как дешёвый текстиль — собственно говоря, это уже не так. И в ближайшем будущем это очень серьёзный конкурент, с точки зрения той традиционной продукции, которой мы торгуем на рынке России.
Сейчас с ЕС Беларусь торгует больше, чем с Россией. То есть Евросоюз отодвинул нашего постоянного партнёра Россию на 2-е место... Это успех политики диверсификации? Или это обусловлено другими вопросами? Например, белорусские власти уверяют, что это успех политики диверсификации экспорта. Это так?
Любой человек, который смотрит на статистику, скажет, что это не совсем так. Если подходить к этому формально, то да — географическая диверсификация есть. У нас доля Евросоюза выросла, но если посмотреть по товарной концентрации, то мы абсолютно конкретно увидим, что с Евросоюзом мы торгуем тремя товарами — это в первую очередь нефтепродукты, а также продукция химической промышленности.
Почему в таком случае всё-таки произошла географическая диверсификация и мы начали торговать больше с Евросоюзом, а не с Россией?
Именно из-за того, что в последние годы у нас очень сильно росла поставка нефтепродуктов. Естественно, это можно было сделать ещё и потому, что Россия продавала нам нефть по преференциальным ценам. То есть мы получаем на переработку нефть, несмотря на все российские пошлины, по преференциальным ценам. Мы же не покупаем нефть на какой-нибудь бирже Роттердама...
Куда сейчас Беларуси имеет смысл в первую очередь направлять свой экспорт — на российский рынок или рынки стран ЕС? И что наше нужно на Западе? Можем ли мы в чём-то заменить тот же Китай?
Ну, например, что касается текстильной промышленности, с точки зрения поставок в Европу здесь существует целый ряд моментов. Во-первых, ряд текстильных товаров мы могли бы поставлять на сегодняшний день больше, если бы у нас не было квот. Но есть одно маленькое "но".
Текстильная продукция очень чувствительна к расходам и стоимости рабочей силы. То есть это тот товар, который является трудоёмким. Это значит — либо ты изготавливаешь какие-то нишевые товары, брендовые товары высокого качества, либо ты делаешь что-то очень дешёвое, что и делал Китай, в силу того, что у тебя просто дешёвая рабочая сила. У нас рабочая сила перестаёт быть дешёвой, мы по цене конкурировать уже практически не можем.
В принципе, это — большой рынок, на котором можно было бы работать, но в таком случае должны быть абсолютно новые подходы, абсолютно новая концепция текстильной промышленности. Или нужно просто всё отшивать по заказам каких-то брендов, или искать новые ниши... Это всё достаточно тяжело. Потому что у нас привыкли работать по-другому.
На самом деле у нашей текстильной промышленности, на мой взгляд, такая проблема, что мы не можем представить себе в принципе какую-то концепцию её развития. Потому это могло бы быть перспективным, но это нужно очень серьёзно пересматривать и менять существующие подходы к маркетингу, брендированию и т.д. Но теоретически рынок большой и перспективный.
Сейчас говорят, что основное, что можно продать, — это продукты питания. А у нас нет ни одного продукта питания, который продавался бы на Западе. Это проблема или это нормально, что продуктами питания мы торгуем только с Россией?
Продовольственная продукция у нас действительно конкурентоспособная на российском рынке, чему, например, свидетельствуют и "молочные войны". Но те же "молочные войны" показали, что на самом деле при таком отношении к сертификации, качеству, техническим стандартам мы никогда не выйдем на европейский рынок.
Вы можете себе представить ситуацию, чтобы на европейским рынке, с их очень серьёзными и очень высоким техническими стандартами, которые постоянно у них пересматриваются и совершенствуются, можно было бы куда-то что-то ввозить, не приводя сертификаты в соответствие с теми требованиями, которые должны там быть?
То есть теоретически мы вроде бы и могли бы составить конкуренцию, но всё упирается в технические преграды?
Вы знаете, что касается чисто теоретической стороны, то я тоже не то чтобы очень уверена... Потому что, например, тот, кто бывал в Польше, может сравнить цены на молочную продукцию в Польше с нашими. То есть даже теоретически, если будет создана зона свободной торговли с Европейским Союзом, в нашей пищевой промышленности нужно всё очень серьёзно менять, и нужно звать каких-то серьёзных инвесторов. При всём моём уважении к "Савушкиному продукту" и ещё чему-то, для западного покупателя ещё очень важен бренд. Что-то, о чём они знают. Они очень редко выбирают на полках то, чего не знают.
Это рынок интересный для инвестора, если создать соответствующие условия и привезти западных инвесторов, имеющих свои рынки сбыта, свою дилерскую сеть и т.д. Но в принципе, на сегодняшний день, я не очень представляю, как с нашими расходами мы можем конкурировать по цене на рынках Европейского Союза, с учётом того, что мы не изготавливаем чего-то брендового, узнаваемого. Это рынок очень большой, но и такой же конкурентный. Для того, чтобы на него попадать, нужно очень основательно продумывать стратегию.
Отрицательное сальдо внешней торговли Беларуси в 2008 году перевалило за 3 миллиарда долларов. Действительно ли это плохо, когда торговое сальдо — отрицательное? И какой минус оптимальный?
Сальдо у нас действительно очень большое: по данным на январь-июль, оно было уже свыше 4 миллиардов. Оно большое и в абсолютном выражении: по сравнению с ВВП оно в последнее время у нас колеблется в районе 18% от ВВП. Это действительно очень большое сальдо и очень серьёзная проблема.
Что нам делало положительное сальдо со странами в не СНГ? Это нефтепродукты и калийные удобрения. Практически эти две позиции и делали нам положительное сальдо. В связи с тем, что у нас в первой половине года были проблемы с калийными удобрениями и цены на нефтепродукты тоже сильно упали — поэтому у нас и возникла такая проблема. Сейчас она, возможно, будет снижаться. И я так думаю, что ситуация помягчеет...
А вообще — какой минус оптимальный?
Оптимально, конечно, чтобы торговля была сбалансированной. Чтобы твой экспорт хотя бы приблизительно соответствовал твоему импорту, то есть чтобы не было минуса...
Но в США там тоже большое отрицательное сальдо — и всё равно люди там живут, и страна богатеет...
Давайте не будем путать проблемы торгового и платёжного баланса. В США большое отрицательное сальдо в торговле товарами может быть покрыто большим притоком инвестиций по платёжному балансу.
У нас на самом деле ситуация с торговым балансом тревожная, но если бы у нас был большой приток инвестиций по платёжному балансу, мы могли бы это компенсировать. Во многих странах торговый баланс может быть отрицательным по разным причинам — например, потому что страна очень сильно модернизируется, завозит инвестиционные товары, оборудование, ещё что-то. И на каком-то этапе сальдо может очень сильно вырасти, но это всё делается, потому что потом ты будешь наращивать экспорт.
Но я думаю, что у нас эта торговля со странами не СНГ будет постепенно увеличиваться. И я думаю, что абсолютно стопроцентно отрицательное сальдо постепенно будет уменьшаться.
В силу того, что мы, как любая малая экономика, очень зависим от внешних шоков, нужно думать, как придавать устойчивость, на какие группы товаров делать упор в будущем, как диверсифицировать... Естественно, что такая высокая зависимость от экспорта чисто сырьевых товаров, таких как нефтепродукты, — не есть хорошо. Это всегда делает тебя очень зависимым от внешней конъюнктуры. Скорее всего, нужно думать, как диверсифицировать внешнюю торговлю и переходить на товары, не подверженные таким сильным конъюнктурным колебаниям, которым подвержено сырьё, которым мы торгуем.
Разумеется, в определённой степени политика оказывает влияние. Естественно, что нефть от России по преференциальным ценам мы получаем не просто так, что мы здесь рядом находимся... Литва же, Украина, Европы не получают так.
Что касается российского рынка и поставок наших товаров, здесь тоже политика оказывает влияние, потому что как только начинаем мы меньше дружить, вдруг оказывается, что, например, московская мэрия не хочет наши автобусы покупать. Да, это политические факторы, которые, кстати сказать, сложно предсказать. И в этом плане рынок Евросоюза намного более предсказуем. Там такого влияния меньше, там фактически в большей степени действуют экономические интересы: твоя продукция конкурентная — значит, я её покупаю. И вряд ли там будет кто-то куда-то звонить и давать установку что-то не покупать.
Плохо это или хорошо... В принципе я не могу сказать, что это так уж и плохо. Это своего рода маркетинговые ходы. Скажем, таким образом мы тоже действуем.
Есть ли ещё страны, которые в своей внешней торговле так привязаны к соседу, как мы к России?
Конечно, есть в мире ряд таких стран, но они как правило не относятся к развитым. Есть такие государства, у которых высокая товарная концентрация, у них буквально весь экспорт базируется на 2-3 товарах, и у них высокая географическая концентрация — буквально несколько стран. Но это аккурат примеры того, как делать не нужно. Это делает твою экономику очень подверженной к внешним шокам. О том, что у нас это может быть проблемой, показал ещё первый российский кризис 1998-го года.
Торговля на самом деле — это что-то вторичное от той промышленной политики, которую в принципе вырабатывает для себя государство. Мы умрём, но не сможем торговать чем-то, что мы не производим либо производим плохого качества. В основе лежит промышленная политика. Это и инвестиционная политика, это целый комплекс. А торговля — это уже то, что мы имеем на выходе. И поэтому говорить сейчас, что "ай-ай-ай, кто-то там плохо продавал, давайте склады разгружать" — ну, это несерьёзно. Торговля в этом не виновата. Нужно было не изготавливать, чтобы потом не приходилось разгружать эти склады.
Я ещё раз подчёркиваю, что неправильно говорить о том, что мы должны диверсифицировать торговлю. Это правильная абсолютная фраза, но за ней должна стоять серьёзная реструктуризация в промышленности. Без этого диверсифицировать нельзя. То, что мы изготавливаем, — мы ровно то и продаём.
И начнём давайте с общего состояния внешней торговли Беларуси. Что менялось в последнее время? Что происходило и как можно охарактеризовать то, что мы имеем сегодня?
Ирина Точицкая: Если говорить в целом о состоянии внешней торговли, то надо отметить, что 2009 год — достаточно тяжёлый. Проблемы появились в конце 2008, а в 2009 стали абсолютно очевидными. Сегодня Беларусь переживает двойной шок. У нас очень серьёзные проблемы с экспортом в страны СНГ, в частности в Россию. И также очень серьёзные проблемы с экспортом в страны остального мира.
Важно отметить, что эти шоки — экзогенные, то есть они не связаны с потерей конкурентоспособности. Это чисто экзогенный шок, связанный с финансово-экономическим кризисом. В этом и есть проблема, что от нас эти шоки не зависят и поэтому нам очень сложно к ним адаптироваться.
Что изменит кризис во внешней торговле Беларуси, что он уже изменил и как это на нас отразилось?
Что касается экспорта на рынки стран не СНГ — падали цены на нефть, соответственно падали цены на нефтепродукты, которые мы туда продаём. Мы продавали те же самые объёмы нефтепродуктов, что и раньше, даже немного большие, но в денежном выражении экспорт сократился очень сильно, чуть ли не на 50%. То есть это было связано с резким падением цен. И мы с этим ничего поделать не можем. Мы можем только сидеть и ждать, когда ситуация улучшится.
Если мы посмотрим на российский рынок, там происходила такая же ситуация. Мы в Россию посылаем по большей части так называемые инвестиционные товары. И эта группа пострадала больше всего, поскольку естественно, что когда у тебя кризис и тебе плохо, ты не закупаешь ни грузовики, ни тракторы. Естественно, что ты не закупаешь какую-то машиностроительную продукцию — станки и т.д. И здесь у нас возникли большие проблемы у таких производителей как МАЗ, Тракторный завод... Опять же говорю: это от нас не зависит. Это нужно ждать, пока рынок отстроится.
Но, возможно, мы сможем что-то для себя из этого вынести, а не просто и ждать...
Да, есть очень важный момент, о котором нужно говорить с точки зрения будущей конкурентоспособности. Этот кризис является хорошим уроком для многих стран и возможностью подумать, какую экономику они хотят видеть в будущем. Чего мы хотим? Двигаться дальше в сторону продукции с высокой долей прибавочной стоимости, либо мы хотим двигаться в сторону хай-тек или ещё чего? Или мы по-прежнему хотим иметь в экспорте товары с высокой долей сырья, материалов и рабочей силы?
Этот вопрос довольно серьёзный, но у меня создаётся впечатление, что мы даже такие вопросы себе не задаём. Мы абсолютно твёрдо уверены, что рынки тихонько отстроятся, мы свои запасы как-нибудь распродадим. И начнём какой-то новый виток.
На российском рынке у нас растёт серьёзная конкуренция со стороны Китая. Ведь сегодня это не только дешёвый текстиль
Но здесь есть целый ряд угроз, даже со стороны российского рынка. Потому что если Россия действительно решит как-то сильно меняться, то возникнет очень большой вопрос — устроят ли её по качеству наши инвестиционные товары, которые мы туда поставляли. На самом деле Россия довольно богатая страна, и она может позволить себе выбирать качество как основной приоритет в закупке инвестиционных товаров. И, собственно говоря, такую тенденцию мы начали наблюдать уже до кризиса.
И нужно опять-таки очень точно понимать, что на российском рынке у нас растёт серьёзная конкуренция со стороны машиностроительной продукции — это Китай. Потому что тот Китай, который у нас долгое время воспринимался как дешёвый текстиль — собственно говоря, это уже не так. И в ближайшем будущем это очень серьёзный конкурент, с точки зрения той традиционной продукции, которой мы торгуем на рынке России.
Сейчас с ЕС Беларусь торгует больше, чем с Россией. То есть Евросоюз отодвинул нашего постоянного партнёра Россию на 2-е место... Это успех политики диверсификации? Или это обусловлено другими вопросами? Например, белорусские власти уверяют, что это успех политики диверсификации экспорта. Это так?
Любой человек, который смотрит на статистику, скажет, что это не совсем так. Если подходить к этому формально, то да — географическая диверсификация есть. У нас доля Евросоюза выросла, но если посмотреть по товарной концентрации, то мы абсолютно конкретно увидим, что с Евросоюзом мы торгуем тремя товарами — это в первую очередь нефтепродукты, а также продукция химической промышленности.
Почему в таком случае всё-таки произошла географическая диверсификация и мы начали торговать больше с Евросоюзом, а не с Россией?
Именно из-за того, что в последние годы у нас очень сильно росла поставка нефтепродуктов. Естественно, это можно было сделать ещё и потому, что Россия продавала нам нефть по преференциальным ценам. То есть мы получаем на переработку нефть, несмотря на все российские пошлины, по преференциальным ценам. Мы же не покупаем нефть на какой-нибудь бирже Роттердама...
Куда сейчас Беларуси имеет смысл в первую очередь направлять свой экспорт — на российский рынок или рынки стран ЕС? И что наше нужно на Западе? Можем ли мы в чём-то заменить тот же Китай?
Ну, например, что касается текстильной промышленности, с точки зрения поставок в Европу здесь существует целый ряд моментов. Во-первых, ряд текстильных товаров мы могли бы поставлять на сегодняшний день больше, если бы у нас не было квот. Но есть одно маленькое "но".
Текстильная продукция очень чувствительна к расходам и стоимости рабочей силы. То есть это тот товар, который является трудоёмким. Это значит — либо ты изготавливаешь какие-то нишевые товары, брендовые товары высокого качества, либо ты делаешь что-то очень дешёвое, что и делал Китай, в силу того, что у тебя просто дешёвая рабочая сила. У нас рабочая сила перестаёт быть дешёвой, мы по цене конкурировать уже практически не можем.
В принципе, это — большой рынок, на котором можно было бы работать, но в таком случае должны быть абсолютно новые подходы, абсолютно новая концепция текстильной промышленности. Или нужно просто всё отшивать по заказам каких-то брендов, или искать новые ниши... Это всё достаточно тяжело. Потому что у нас привыкли работать по-другому.
На самом деле у нашей текстильной промышленности, на мой взгляд, такая проблема, что мы не можем представить себе в принципе какую-то концепцию её развития. Потому это могло бы быть перспективным, но это нужно очень серьёзно пересматривать и менять существующие подходы к маркетингу, брендированию и т.д. Но теоретически рынок большой и перспективный.
Продовольственная продукция у нас действительно конкурентоспособная, но с таким отношением к сертификации, качеству и техническим стандартам мы никогда не выйдем на европейский рынок
Сейчас говорят, что основное, что можно продать, — это продукты питания. А у нас нет ни одного продукта питания, который продавался бы на Западе. Это проблема или это нормально, что продуктами питания мы торгуем только с Россией?
Продовольственная продукция у нас действительно конкурентоспособная на российском рынке, чему, например, свидетельствуют и "молочные войны". Но те же "молочные войны" показали, что на самом деле при таком отношении к сертификации, качеству, техническим стандартам мы никогда не выйдем на европейский рынок.
Вы можете себе представить ситуацию, чтобы на европейским рынке, с их очень серьёзными и очень высоким техническими стандартами, которые постоянно у них пересматриваются и совершенствуются, можно было бы куда-то что-то ввозить, не приводя сертификаты в соответствие с теми требованиями, которые должны там быть?
То есть теоретически мы вроде бы и могли бы составить конкуренцию, но всё упирается в технические преграды?
Вы знаете, что касается чисто теоретической стороны, то я тоже не то чтобы очень уверена... Потому что, например, тот, кто бывал в Польше, может сравнить цены на молочную продукцию в Польше с нашими. То есть даже теоретически, если будет создана зона свободной торговли с Европейским Союзом, в нашей пищевой промышленности нужно всё очень серьёзно менять, и нужно звать каких-то серьёзных инвесторов. При всём моём уважении к "Савушкиному продукту" и ещё чему-то, для западного покупателя ещё очень важен бренд. Что-то, о чём они знают. Они очень редко выбирают на полках то, чего не знают.
Это рынок интересный для инвестора, если создать соответствующие условия и привезти западных инвесторов, имеющих свои рынки сбыта, свою дилерскую сеть и т.д. Но в принципе, на сегодняшний день, я не очень представляю, как с нашими расходами мы можем конкурировать по цене на рынках Европейского Союза, с учётом того, что мы не изготавливаем чего-то брендового, узнаваемого. Это рынок очень большой, но и такой же конкурентный. Для того, чтобы на него попадать, нужно очень основательно продумывать стратегию.
Отрицательное торговое сальдо Беларуси будет абсолютно стопроцентно уменьшаться
Отрицательное сальдо внешней торговли Беларуси в 2008 году перевалило за 3 миллиарда долларов. Действительно ли это плохо, когда торговое сальдо — отрицательное? И какой минус оптимальный?
Сальдо у нас действительно очень большое: по данным на январь-июль, оно было уже свыше 4 миллиардов. Оно большое и в абсолютном выражении: по сравнению с ВВП оно в последнее время у нас колеблется в районе 18% от ВВП. Это действительно очень большое сальдо и очень серьёзная проблема.
Что нам делало положительное сальдо со странами в не СНГ? Это нефтепродукты и калийные удобрения. Практически эти две позиции и делали нам положительное сальдо. В связи с тем, что у нас в первой половине года были проблемы с калийными удобрениями и цены на нефтепродукты тоже сильно упали — поэтому у нас и возникла такая проблема. Сейчас она, возможно, будет снижаться. И я так думаю, что ситуация помягчеет...
А вообще — какой минус оптимальный?
Оптимально, конечно, чтобы торговля была сбалансированной. Чтобы твой экспорт хотя бы приблизительно соответствовал твоему импорту, то есть чтобы не было минуса...
Но в США там тоже большое отрицательное сальдо — и всё равно люди там живут, и страна богатеет...
Давайте не будем путать проблемы торгового и платёжного баланса. В США большое отрицательное сальдо в торговле товарами может быть покрыто большим притоком инвестиций по платёжному балансу.
У нас на самом деле ситуация с торговым балансом тревожная, но если бы у нас был большой приток инвестиций по платёжному балансу, мы могли бы это компенсировать. Во многих странах торговый баланс может быть отрицательным по разным причинам — например, потому что страна очень сильно модернизируется, завозит инвестиционные товары, оборудование, ещё что-то. И на каком-то этапе сальдо может очень сильно вырасти, но это всё делается, потому что потом ты будешь наращивать экспорт.
Но я думаю, что у нас эта торговля со странами не СНГ будет постепенно увеличиваться. И я думаю, что абсолютно стопроцентно отрицательное сальдо постепенно будет уменьшаться.
В силу того, что мы, как любая малая экономика, очень зависим от внешних шоков, нужно думать, как придавать устойчивость, на какие группы товаров делать упор в будущем, как диверсифицировать... Естественно, что такая высокая зависимость от экспорта чисто сырьевых товаров, таких как нефтепродукты, — не есть хорошо. Это всегда делает тебя очень зависимым от внешней конъюнктуры. Скорее всего, нужно думать, как диверсифицировать внешнюю торговлю и переходить на товары, не подверженные таким сильным конъюнктурным колебаниям, которым подвержено сырьё, которым мы торгуем.
Политика оказывает влияние на торговлю: как только мы начинаем дружить, оказывается, что московская мэрия не хочет покупать наши автобусы
Много ли в нашей внешней торговле политики? И как она влияет на торговлю?Разумеется, в определённой степени политика оказывает влияние. Естественно, что нефть от России по преференциальным ценам мы получаем не просто так, что мы здесь рядом находимся... Литва же, Украина, Европы не получают так.
Что касается российского рынка и поставок наших товаров, здесь тоже политика оказывает влияние, потому что как только начинаем мы меньше дружить, вдруг оказывается, что, например, московская мэрия не хочет наши автобусы покупать. Да, это политические факторы, которые, кстати сказать, сложно предсказать. И в этом плане рынок Евросоюза намного более предсказуем. Там такого влияния меньше, там фактически в большей степени действуют экономические интересы: твоя продукция конкурентная — значит, я её покупаю. И вряд ли там будет кто-то куда-то звонить и давать установку что-то не покупать.
Плохо это или хорошо... В принципе я не могу сказать, что это так уж и плохо. Это своего рода маркетинговые ходы. Скажем, таким образом мы тоже действуем.
Есть ли ещё страны, которые в своей внешней торговле так привязаны к соседу, как мы к России?
Конечно, есть в мире ряд таких стран, но они как правило не относятся к развитым. Есть такие государства, у которых высокая товарная концентрация, у них буквально весь экспорт базируется на 2-3 товарах, и у них высокая географическая концентрация — буквально несколько стран. Но это аккурат примеры того, как делать не нужно. Это делает твою экономику очень подверженной к внешним шокам. О том, что у нас это может быть проблемой, показал ещё первый российский кризис 1998-го года.
Торговля на самом деле — это что-то вторичное от той промышленной политики, которую в принципе вырабатывает для себя государство. Мы умрём, но не сможем торговать чем-то, что мы не производим либо производим плохого качества. В основе лежит промышленная политика. Это и инвестиционная политика, это целый комплекс. А торговля — это уже то, что мы имеем на выходе. И поэтому говорить сейчас, что "ай-ай-ай, кто-то там плохо продавал, давайте склады разгружать" — ну, это несерьёзно. Торговля в этом не виновата. Нужно было не изготавливать, чтобы потом не приходилось разгружать эти склады.
Я ещё раз подчёркиваю, что неправильно говорить о том, что мы должны диверсифицировать торговлю. Это правильная абсолютная фраза, но за ней должна стоять серьёзная реструктуризация в промышленности. Без этого диверсифицировать нельзя. То, что мы изготавливаем, — мы ровно то и продаём.
