“Это кино — вредное”. Почему “Минск” так разозлил белорусов? Мнение психолога

“Русская “загадочная душа”, в которой ничего загадочного то и нет”, — делится своими впечатлениями от фильма “Минск” российского режиссёра Бориса Гуца психолог Наталья Скибская, которая посмотрела картину вместе с журналистами Еврорадио. 

Вместо трагических событий после выборов в Беларуси автор ленты показал своим зрителям что-то про агрессивных футбольных фанатов и туповатую молодёжь с сексом, религиозностью и бесконечным насилием. 

Премьера фильма в Варшаве предсказуемо провалилась, но, например, на фестивале в немецком Котбусе “Минск” заработал две престижные награды, что, в общем-то, и вызвало бурное возмущение в обществе. В то же время некоторые зрители говорят, что режиссёру надо сказать спасибо за то, что хорошо продемонстрировал, насколько белорусы и русские — разные люди. 

А насколько мы разные на самом деле и правда ли, что Гуц снял кино не про нас? В чём это выражается? Разбираемся с психологом.

Наталья Скибская: Одно время было много разговоров, мол, наше общество не готово и не созрело к переменам. Мол, мы такие незрелые младенцы. Для того, чтобы начать себя защищать, нам надо отрастить зубы. Так вот, российское общество ещё более незрелое. 

Буду оперировать понятиями психологии. Есть разные уровни организации личности. Зрелая личность в современном мире считается невротической, для которой важны связи с другими людьми, отношения, привязанность и так далее.

Для младенца привязанность тоже важна — ему необходимо выжить. Младенец находится сперва на психотическом уровне развития: его идентичность размытая и абсолютно незрелая. Ей присущи расщепление на “хороший” и “плохой” и аннигиляционная агрессия (агрессия, направленная на уничтожение объекта, вызывающего фрустрацию и негативные эмоции, например, злость или страх).

Белорусы стремятся выходить из параноидно-шизоидной позиции в невротическую, которой свойственно установление истинной близости. В России в основной своей массе население демонстрирует более незрелый, примитивный уровень организации личности со всеми характерными механизмами защиты в виде идолопоклонничества, идеализации-обесценивания и безграничной жестокости.

Мы свою агрессию, как условные терпилы, сильно сдерживаем и подавляем, направляя её внутрь и разрушая себя. Русское общество находится как раз на психотическом уровне, для которого характерны психоз, дикая агрессия и истерика, как в этом самом кино. Нам это не подходит.

Во время протестов мы вышли на уровень невротической позиции, когда люди выстраивали связи, объединялись, осознали ценность отношений и ценность своей и чужой жизни. Власти это бессознательно понимают и пытаются вернуть нас в параноидно-шизоидную стадию, когда люди боятся говорить, поднимать руку, протестовать. Мы пытаемся сопротивляться.

В России в целом этого всего крайне мало. Вот поэтому нас и возмущает изложение событий в фильме. Это кино не про нас. Чувак, ты чего-то не понял. Смотришь не как равный со стороны, а, грубо говоря, заглядываешь под юбку и видишь пис*ку, поэтому и сексуализируешь весь процесс. 

Секса в нашей революции было мало. Она была вообще не про секс, а про близость. Вот в чём дело. Поэтому нам это не подходит.

Борис Гуц реально сделал фильм про русских. Абсолютно русское кино — история как про Му-му. Начинается за здравие, заканчивается за упокой. Дикий и примитивный уровень.

Еврорадио: Кроме демонстрации насилия и секса, режиссёр нашёл в своем фильме место религиозной тематике. В одной из сцен мать омоновца, приютившая главных героев, объясняет, почему в её квартире столько икон. “Это не я их собираю, а они меня собирают по кусочкам”, — сообщает женщина. Есть ли какой-то важный подтекст в этом эпизоде?

Наталья Скибская:  Проанализировав, во что и как человек верит, психологи могут говорить об уровне развития его личности. Так вот именно “идолопоклонническое” православие, которое мы наблюдаем в России,  свидетельствует о примитивном уровне организации личности. 

Еврорадио: Во время обсуждений в адрес фильма на фестивале в Варшаве прозвучало много критики. Борис Гуц выходил на связь онлайн, его показывали на большом экране. Как он себя вёл?

Наталья Скибская:  Я обратила внимание на то, что режиссёр сидел в виноватой шизоидно-параноидной позе. Когда ему давали слово, он всё время огрызался. Он чувствовал себя абсолютно небезопасно, хотя находился в другом городе и ему не было нужды защищаться от зрителей, которые пришли посмотреть его фильм.

По факту, можно было бы предположить, что эта та аудитория, для которой он этот фильм снимал. Ситуация мне напомнила историю, когда ребёнок приходит к маме и показывает лошадку из пластилина. 

Мама ему говорит, что фигура на лошадку не похожа, но просит рассказать, где у лошадки грива или хвостик, вдруг чего-то не рассмотрела. Так было и во время обсуждений, когда некоторые зрители, задавая вопросы, пытались как-то подбодрить режиссёра или даже направить на какую-то мысль, но он всё равно обижался и огрызался.


Еврорадио: Ещё один интересный момент: когда просмотр фильма закончился, многие зрители начали хохотать…

Наталья Скибская: Хороший способ снятия напряжения. Вместо того, чтобы заклевать режиссёра, мы просто поржали. 

Я прекрасно понимаю, в каком состоянии были зрители. Возмущает то, что фестиваль белорусского кино закончился именно этим фильмам. Согласитесь, что можно было закончить чем-то более жизнеутверждающим, чем картиной русского гражданина, в конце которой убивают белоруса. Это возмутительно. Этим кино заслонили все наши фильмы, которые показывали в течение трёх дней.

Не знаю, думали ли организаторы глубоко, что делают, но получилось как получилось. 

Лично меня возмущает то, что я увидела и что нас так и не поняли (не смогли или даже не хотели). Искажение событий после белорусских выборов в этом кино просто возмущает. 

Люди выходили с цветами в белом, говорили о том, что все мы вместе — и те, кто под бчб-флагами, и те, кто под красно-зелёными, пытались даже уговорить силовиков перейти на сторону народа — произошла попытка интеграции в обществе. Тут же всё извратили, как в белорусской пропаганде: футбольные фанаты, “проститутки-алкоголики”, все с ружьями… Ничего нового. Да, элементы агрессии со стороны протестующих были, но со стороны большинства из нас был абсолютно другой посыл. 

Я считаю, что этот фильм — вредный и то, что он зарабатывает призы на международных фестивалях — это тоже вредно. Я категорически против, чтобы этот фильм продвигался как фильм о белорусских протестах, и название “Минск” меня тоже возмущает. Это попытка натянуть сову на глобус и назвать белорусский мирный протест вооружённым восстанием, а протестующих — проститутками, алкоголиками и наркоманами. Этот фильм может служить  (или таким и задуман) инструментом пропаганды, нацеленным на искажение исторической правды о событиях в  Беларуси в 2020 году, даже если он задумывался “всего лишь” с целью “хайпануть” на теме наших событий.

В том числе поэтому участие политтехнолога Виталия Шклярова в создании этого фильма у меня вызывает кучу вопросов.