Выживший. История добровольца ИРА о голодовке, которая изменила мир

Тюремная голодовка 1981 года в Великобритании — трагическая страница в европейской истории. В ней участвовали десятки бойцов ИРА, вооружённого движения за объединение Ирландии, которые попали в британскую тюрьму Мэйз за подготовку терактов и нападения на полицейских. Тогдашний британский премьер-министр Маргарет Тэтчер не спешила выполнять требования голодающих. После смерти десяти участников голодовки за баронессой на всю оставшуюся жизнь закрепился эпитет “Железная леди”.

Голодовка стала одним из поворотных моментов в вооружённом конфликте между британскими властями и ирландскими ополченцами, который унёс тысячи жизней во второй половине ХХ века. Лоуренс МакКёун (Laurence McKeown) был среди бойцов ИРА, которые голодали в тюрьме Мэйз. Он вступил в голодовку, когда четверо его товарищей уже умерли. После 70 дней на воде и соли, когда он перестал приходить в сознание, его семья дала властям добро на медицинское вмешательство, и МакКёуна спасли. Сегодня он — драматург и общественный деятель. “Еврорадио” поговорило с МакКёуном на кинофестивале Watch Docs в Минске, куда он привёз фильм о Майред Фаррелл (Mairéad Farrell) и других погибших добровольцах ИРА.

Несмотря на разные обстоятельства и характер деятельности, Лоуренса МакKёуна часто вспоминают в контексте голодовки Олега Сенцова, украинского политзаключённого в России. В интервью МакКёун рассказывает, почему решился на голодовку, как пережил её, что чувствовал, когда умирали его друзья. Он говорит, что безо всяких сомнений хоть завтра повторил бы два своих шага: вступление в ИРА и ту самую голодовку. Ирландец считает, что тюремная голодовка как форма протеста актуальна и сегодня, но теряет эффективность без поддержки извне. И поддерживает Олега Сенцова.

Еврорадио: Когда вы примкнули к Ирландской республиканской армии и почему решили вступить в её ряды? Как это было?

Лоуренс МакКёун: Я родился в 1956 году, жил в графстве Антрим, что примерно в 20 милях от Белфаста [Северная Ирландия. — Еврорадио]. Сначала всё шло мирно. Но когда мне было 12-13 лет, начались сепаратистские протесты. Важно помнить, что конфликт на севере Ирландии начался не с ИРА, а с мирных маршей против дискриминации в сфере занятости и жилья. Сейчас это основные права граждан, но в 1968 году были другие времена: в Америке был Мартин Лютер Кинг и кампания за права чёрных людей, в Париже гремели студенческие беспорядки… 1968-й был годом перемен, и я думаю, что в моей ситуации, в моей стране, тогда появилось поколение, которое получило широкий доступ к высшему образованию. Думаю, что поколение моих родителей хотело возмущаться, однако смиренно терпело. Моё же поколение начало поднимать голову, требуя равенства и прекращения дискриминации.

В то время полиция и военизированные формирования силой разгоняли людей, которые боролись за гражданские права. А когда те бежали, их отстреливали британские военные. В январе 1972 года случилось Кровавое воскресенье в Дерри, когда десантники открыли огонь по безоружным демонстрантам. Тринадцать были убиты на месте, а один погиб позже. Началась масштабная партизанская война. ИРА, которой почти не было слышно в 1960-х годах, вышла на первый план.

Ирландская республиканская армия — повстанческая организация, целью которой была борьба против британского контроля над Северной Ирландией, населённой преимущественно этническими ирландцами. Созданная после провозглашения независимости Ирландской республики в 1919 году, к середине века ИРА ушла в подполье, а к концу 1960-х её радикальные крылья перешли к полномасштабной партизанской войне против британской армии, полиции и официальных лиц. Организация была признана террористической правительствами Великобритании и США, её деятельность была также запрещена в Ирландии.
В 1998 году ИРА объявила о прекращении вооружённой борьбы. Это было одно из ключевых мирных соглашений для Европы в 20-м веке. В ходе конфликта с обеих сторон погибло 3700 человек, из них 1800 от рук ИРА, включая 600 гражданских. Десятки тысяч пострадали.

Итак, я рос в этой атмосфере. Ближе к 16 годам я стал больше интересоваться происходящим, ирландской историей и тем, как Северная Ирландия была искусственно создана в 1921 году. Когда мне исполнилось 16 лет, я решил, что хочу вступить в ряды ИРА. Изначально там было очень мало людей, это была очень секретная организация. После некоторых усилий и ожидания я присоединился к ИРА в возрасте 17 лет.

Тогда я верил, что вооружённая борьба была единственным способом, которым мы могли выдвинуть требования о восстановлении гражданских прав, равенства и воссоединении нашей страны, потому что опробованные мирные методы были подавлены. Итак, в 17 лет я был членом ИРА, а примерно через восемь месяцев мне пришлось уйти из дома. После этого я был “в бегах”, не будучи привязанным к какому-то постоянному месту пребывания. А незадолго до моего двадцатилетия меня арестовали.

Еврорадио: В это время вы пытались напасть на британцев?

Лоуренс МакКёун: Нет, на самом деле, однажды около двух часов ночи меня просто забрали из дома. А в шесть часов прибыли королевские констебли Ольстера и арестовали меня. Они знали, что я был участником ИРА. За домом велось наблюдение, или кто-то сообщил, или что-то в этом роде. Меня арестовали и доставили в Белфаст в один из специальных центров для допросов, сформированный в том же году. После допроса мне было предъявлено обвинение в нападении на полицейского осведомителя, ранении сотрудника полиции, а также в серии взрывов, числившихся за ИРА. В следующем году [1977. — Еврорадио] мне вынесли приговор [за организацию терактов и покушение на убийство британского полицейского. — Еврорадио] и отправили в тюрьму. Пожизненное заключение.

Одеяльный протест, Грязный протест

1976-й был особенным годом. Первого марта было принято новое законодательство. До этого люди, которых арестовали за связь с ИРА или их сторонниками, считались политическими заключёнными, поэтому не носили тюремную робу и не привлекались к работам. Они занимались образованием, в том числе политическим, и другими вещами. Но с 1-го марта 1976 года всех преступников стали ровнять под одну гребёнку. Не стало такого понятия как политическое преступление. Это означало, что все носили тюремные робы, привлекались к работам, подселялись к криминальным элементам и тому подобное. Республиканские заключённые не были согласны с таким положением вещей...

Еврорадио: ...и начали голодовку.

Лоуренс МакКёун: Да, но до этого были пять лет интенсивных акций протеста, когда мы отказывались носить тюремные робы. Нас держали взаперти в одиночных камерах сутки напролёт. Мы ходили голыми — чтобы прикрыться, было только одеяло. В 1978 году протест усилился, его назвали Грязным протестом. У нас не было доступа к туалетам [заключённые блокировали доступ к своим камерам поэтому не было возможности их чистить. — Еврорадио], поэтому стены в камерах были покрыты экскрементами. Мы не мылись. Лично я не мылся три года…

Еврорадио: В самом деле?

Лоуренс МакКёун: С марта 1978 года до начала голодовки.

Еврорадио: Это был какой-то метод давления на вас?

Лоуренс МакКёун: Думаю, что тюремные власти не ожидали Одеяльного протеста, когда мы носили одеяла вместо роб. Видимо, они пребывали в растерянности. В 1978 году власти попытались остановить нас при помощи насилия и отказа в доступе к туалетам, душевым и так далее [всё началось с того, что заключённые сами отказывались выходить из камер, потому что снаружи их избивали тюремщики. — Еврорадио]. В ответ мы покрывали стены камер экскрементами. Тогда всё осталось без изменений. Нас круглосуточно держали взаперти. Голые, нестриженные, на стенах дерьмо, без связи с внешним миром. Заключённым насильно стригли бороды и волосы, что было ещё одним проявлением жестокости.

Мы постоянно сопротивлялись, наши семьи протестовали, многие другие люди работали над урегулированием ситуации и пытались вести переговоры за кулисами. Они были в контакте с британским правительством. Таким образом, вне стен тюрьмы было проведено множество кампаний, направленных на то, чтобы исправить ситуацию с пятью простыми требованиями: право носить собственную одежду, право не выполнять тюремную работу, право на образование, право на посещения...

В ирландской истории много примеров, когда республиканцы использовали голодовку в качестве оружия, потому что это единственное, что у тебя есть, когда ты сидишь в тюрьме. Иногда успешно, иногда безуспешно. Наша голодовка началась в 1981 году — 1-го марта, ровно через пять лет после введения нового законодательства. И первым, кто объявил голодовку, был Бобби Сэндс [доброволец ИРА, в 1977 году приговорённый к 14 годам заключения за участие в перестрелке. 1 марта 1981 года начал голодовку в тюрьме Мэйз. Через 66 дней первым из голодающих умер от истощения. — Еврорадио].

Мы все были уверены, что Бобби умрёт

Еврорадио: Помните ли вы тот день, когда Бобби Сэндс начал голодовку? Почему вы тоже решили присоединиться к ней?

Лоуренс МакКёун: В конце 1980 года была голодовка, в которой участвовало семь человек. Она продолжалась 53 дня и закончилась, когда мы подумали, что существует соглашение. Нам пообещали соглашение. Но как только протест закончился, и голодовщики снова начали есть, британское правительство отказалось выполнять обещания. Была сложная ситуация. Тогда я вызывался добровольцем, но меня не выбрали.

Когда Бобби начал одиночную голодовку, всё было по-другому. Мы подключались по очереди. Через две недели Фрэнсис Хьюз присоединился к голодовке. Потом мы пропустили ещё неделю, чтобы не оказаться в критическом состоянии всем одновременно. Мы надеялись на лучшее, но я хорошо помню: мы все тогда были уверены, что Бобби умрёт.

А потом, после недели голодовки умер член парламента [Фрэнк Магуайер]. Были объявлены дополнительные выборы, и Бобби Сэндса выдвинули кандидатом. Он победил и стал членом Палаты общин. Член британского парламента, общепризнанная политическая фигура, и по совместительству — преступник. Тогда мы переключились с мыслей о смерти на мечты о победе. Но затем, через несколько дней после его избрания, стало ясно, что британское правительство по-прежнему не собирается идти навстречу.

Через 66 дней Бобби умер, и всем стало понятно: если они допустили смерть члена парламента, то и другим суждено погибнуть. К тому времени ещё трое присоединились к нам. Я собирался голодать, потому что я верил в идею. Верил, что политзаключённые не преступники. Я считал, что наши требования были минимальными. Мне было 24 года, я был холост, без детей. В голодовке также участвовали люди, которые были женаты, имели детей, и они умерли...

Еврорадио: Значит, они рисковали сильнее, потому что у них были семьи?

Лоуренс МакКёун: Да, у семи участников голодовки были семьи, и они умерли. Я был холост, мне было легче принять такое решение. Тогда около ста заключённых вызвались на голодовку.

Я начал голодовку 29 июня, после того как четверо заключённых уже были мертвы. Моя голодовка продолжалась 70 дней.

Три литра воды и немного соли

Еврорадио: Это очень долго. Вы просто пили воду и ничего не ели, насколько я понимаю?

Лоуренс МакКёун: Да. Я просто пил воду и принимал соль. Потому что соль нужна для работы мозга. Советуют пить по крайней мере шесть пинт воды в день, это где-то три литра.

Еврорадио: И это всё — три литра воды и немного соли?

Лоуренс МакКёун: В основном, да. Вода нужна, потому что тело начинает есть себя изнутри и вырабатывает много токсинов. Вам нужна вода, чтобы промыть почки. После 40 дней начинает ухудшаться зрение. У меня двоилось в глазах. Было ясное двойное зрение, как две картинки.

Еврорадио: Действительно ясное?

Лоуренс МакКёун: Ясное, но двоилось. Затем на глаза падает пелена. Другие голодовщики слепли — это поздняя переломная стадия. Кроме того, начинает фокусничать ваше обоняние. Например, вода может плохо пахнуть, и очень трудно пить её. Нам начали приносить бутилированную воду, родниковую воду из Шотландии или откуда-то ещё, чтобы попытаться понять, поможет ли это. Но если она пахнет лаком для пола или лосьоном после бритья, это становится... любопытным. Обоняние обострилось, пить воду было всё труднее. Одни умерли от почечной недостаточности, другие от сердечного приступа и по другим причинам. И было сильное давление на семьи, на жён и матерей, чтобы они вмешались в процесс.

Еврорадио: Ваша семья дала разрешение на медицинское вмешательство...

Лоуренс МакКёун: Мы отказывались есть, а тюремные власти и не собирались насильно кормить нас. Но есть такое понятие, как доверенность. Когда кто-то оказывался в коме, без сознания, ближайший родственник становился ответственным лицом и мог дать согласие.

“Я рухнул от солнечного удара. А когда очнулся, Тома уже не было с нами”

Еврорадио: Каковы были ваши ощущения в последний день голодовки? 70 дней это действительно много, это больше двух месяцев без еды.

Лоуренс МакКёун: Так и есть. Первое, что мы старались делать каждый день, независимо от состояния, — это встать с кровати, даже если нужно было посидеть на стуле. Нас держали в тюремной больнице, а не в камере. Но это тюрьма, это тюремный госпиталь. Мы могли ходить по нашему лазарету или где-то ещё. Мы психологически пытались себя заставить не спать постоянно. Но затем неизбежно наступал момент, когда встать с постели уже невозможно физически.

Еврорадио: Вы думаете, что сделали всё, что могли? Вы это чувствовали?

Лоуренс МакКёун: Всякий раз, когда наступает критическая стадия, семье разрешают оставаться в больнице. Моей семье разрешили посещение на 68-й день. Моё сознание ещё было ясным, я всё понимал… Я мог заснуть, потом проснуться и оставаться в сознании. Поэтому я помню, как все они приходили. Все, кроме матери, просили меня прекратить голодовку, а я отказывался. На следующий, 69-й день я не помню, как разговаривал с ними. Но, видимо, я отвечал на вопросы. На 70-й день доктор проверил мои рефлексы и сказал, что я совершенно без сознания. Вот тогда моя мать дала разрешение. И что они сделали? Мне поставили капельницы на обе руки, а затем отвезли в гражданскую больницу.

Еврорадио: А сегодня вам часто вспоминаются те времена? Может быть, во сне? Или только во время интервью с журналистами?

Лоуренс МакКёун: Я помню достаточно много из того времени. Вероятно, вы слышали, что люди могли умереть от внезапного раздражающего громкого шума, а когда он стихал, можно было услышать, как запираются и открываются решётки, и тому подобное. Иногда можно было услышать плач, когда здесь была чья-то семья. Или... Том Макэлви в то утро вышел из двери своей камеры, которая была открыта. Он сидел и курил сигарету. Я был во дворе, и вдруг рухнул от солнечного удара. А когда я очнулся, Тома уже не было с нами... Я не часто делюсь воспоминаниями, касающимися других людей. Думаю, что они могут содержать очень острые моменты, они порой оказываются весьма болезненными. Мои воспоминания и сейчас ещё очень яркие.

В последующие годы и месяцы все заключённые были освобождены в рамках Белфастского соглашения, а тюрьма была закрыта. А потом мы, бывшие заключённые, провели кампанию по сохранению тюрьмы. Такая своеобразная ирония. В соответствии с Законом о наследии здание, которое имеет историческую ценность, должно быть сохранено. В то время была попытка снести тюрьму, сравнять её с землёй. Мы подали заявление с целью сохранить здание и выиграли. Потом британское правительство подало апелляцию, но мы снова выиграли. Что такое тюрьма? Мы хотели сохранить тюремную больницу, где проходила голодовка, и частично саму тюрьму, чтобы можно было представить, как она тогда выглядела. А затем превратить всё это в музей. Этого ещё не произошло, но обязательно произойдет.

Перед голодовкой важно выяснить, какие у вас слабые места

Еврорадио: Что вы думаете о той голодовке сейчас? Была ли она эффективным способом борьбы с тюремной системой?

Лоуренс МакКёун: Это зависит от того, что подразумевается под эффективностью. Некоторые могут провести анализ голодовки 1981 года и сказать: десять человек погибли, у вас было пять требований, а добились вы только права носить собственную одежду. Но это было самое важное требование, потому что мы говорили, что никогда не наденем британские тюремные робы. И не надели. Мы смогли организоваться и сделать это, и мы могли сделать всё что угодно.

Да, это вроде как не победа. Но если посмотреть на это с точки зрения всей республиканской борьбы... ИРА получила много добровольцев и оружия, а также деньги и поддержку за пределами Великобритании и Ирландии. Это была своего рода тренировочная база. Эффективность можно рассматривать с точки зрения налаженных контактов.

В последнее время никто не говорит, что голодовка была абсолютно неэффективной. Поэтому я оцениваю её как эффективную, потому что факт внешних подвижек налицо.

Еврорадио: Может быть, вы слышали о деле Олега Сенцова?

Лоуренс МакКёун: Конечно. Голодовка является довольно распространённой практикой, но обязательно нужно, чтобы она поддерживалась организованной кампанией извне, где бы она ни проводилась. Если информация хорошо задокументирована и широко разрекламирована, то ситуация меняется. Хотя человек и рискует умереть, не дождавшись перемен. Но если у него есть единомышленники, преемники, то...

Еврорадио: Умереть можно в любой момент.

Лоуренс МакКёун: Важно перед началом голодовки выяснить: как будет реагировать ваш организм, какие у вас слабые места. Голодовка может по-разному влиять на людей. Её не так-то просто воплотить в жизнь.

Тюрьма не сломала нас. Мы сломали тюрьму

Еврорадио: Если бы вы могли что-то изменить в прошлом, что бы вы изменили? Может быть, ваше решение вступить в ИРА и принять участие в голодовке?

Лоуренс МакКёун: Это были два знаковых решения, которые повлияли на мою жизнь: я вступил в ИРА и решил объявить голодовку. Я бы повторил эти действия и завтра. Изменения могли бы коснуться незначительных личных, социальных моментов... Я провёл в тюрьме 16 лет. Люди обычно говорят: "Боже мой!". Моя голодовка продолжалась 70 дней. Но в тюрьме есть дружеские отношения, дух товарищества, радость. И это ещё не всё. Это ещё работа над собой. Тюрьма создана, чтобы ломать людей. Но нас она не сломала. Наоборот, я думаю, что это мы сломали тюрьму и превратили её в учебный лагерь, тренировочный центр ИРА. Это борьба и надежда. Это поставленные цели, товарищество, сотрудничество и совместное обсуждение. В значительных скоплениях людей всегда есть меньшинство. Но если оно собирается вместе и разделяет конкретные идеи и цели, то удивительно, чего оно может достичь.

Еврорадио: Какова ваша миссия сегодня, в мировом масштабе, после всего, через что вы прошли?

Лоуренс МакКёун: Я драматург, и считаю, что искусство играет важную роль в борьбе. Можно вести борьбу политическими средствами: баллотироваться на выборах и тому подобное. Но не надо этим ограничиваться! Существует множество других вариантов: СМИ, научные круги, искусство, театр, кино. Там вы можете поднять вопросы, о которых политики обычно не говорят.

Еврорадио: Вы верите, что однажды Ирландия сможет объединиться?

Лоуренс МакКёун: Я определённо верю, что так и будет. Возможно, это будет немного отличаться от того, что я хочу видеть. Это может случиться через 20 или 30 лет, когда большинство будет готово к формированию объединённой Ирландии, будет готово жить в объединённой Ирландии, тогда... Но я не тороплюсь. Важно то, что у нас есть равенство и справедливость и что мы не подвержены дискриминации в какой-либо форме.

Сожалею, что ИРА закончила вооружённой борьбой

Еврорадио: Что вы можете сказать людям, которые продолжают бороться? Не в Ирландии, а во всём мире. Что посоветуете?

Лоуренс МакКёун: Всегда чувствую себя неловко в роли советчика. Я полагаю, что нужна тактика. Я сожалею, что мы закончили вооружённой борьбой, но иногда это неизбежно. Думаю, что уж лучше так, чем никак.

В нашем материалистическом мире многие люди отключаются от окружающих проблем и чувствуют себя достаточно комфортно. Они закрываются от окружающей действительности: нищеты, смерти, казней, тюрьмы, дискриминации. А в некоторых странах происходят ужасающие вещи, даже по сравнению с тем, что иногда случается в Ирландии. Хочется верить, что люди, которые находятся в таких тяжёлых ситуациях, ещё не потеряли надежду, что они смогут организоваться и начать решать проблемы. Под лежачий камень вода не течёт. У борьбы есть цена, но если ничего не предпринимать, то мы потеряем частичку себя. Если бы я в своё время не предпринял шаги, то сегодня чувствовал бы себя иначе.

Было убеждение, что я поступал правильно. Последствия привели меня в тюрьму. Я мог умереть, но я верил. И я выжил, я жив. Вместо того чтобы просто существовать, людям нужно прежде всего осознать гнёт, под которым они живут, а затем начать организовываться. Лучше всего так и поступать, причём в любом тяжёлом случае и в любой сложной ситуации. Но будут последствия. Тогда начинается пересмотр ценностей. Мы можем жить в наших комфортабельных домах и жить собственной жизнью, или пожертвовать чем-то, чтобы попытаться сделать мир лучше.

Еврорадио: И последний вопрос. Вы должны ответить тремя словами. Ваша жизнь, как вы можете описать её в трёх словах?

Лоуренс МакКёун: Моя жизнь в трёх словах: семья, товарищи и радость.

Еврорадио: Хорошо. Искусство и кино.

Лоуренс МакКёун: Вдохновляющее, образовательное, удовольствие.

Еврорадио: Мировая политика.

Лоуренс МакКёун: Тоска, надежда. Должен ли я сказать ещё одно слово, если есть только два?

Еврорадио: Нет, конечно, нет. Двух слов вполне достаточно.