"Женщина в тюрьме — это табу и позор семьи" — фотопроект Миши Фридмана
Небольшая светлая комната обставлена просто: на полу — маленький коврик, дешевая мебель, белый невзрачный холодильник и столик для пеленания грудного ребенка. Рядом с ним — коляска и детская кровать, над столом — привет из 90-х, маленький плакат с фотографией нарочито яркого цветочного букета, а чуть выше в углу комнаты на отдельной полочке — веяние постсоветского времени — несколько незамысловатых икон.
Эта обстановка чем-то напоминает комнату в старом семейном общежитии: здесь бедновато, но чисто и аккуратно, как будто кто-то очень старался обеспечить необходимый минимум для постояльцев — мамы и ее малыша. И только занавески с бледно-розовыми рюшами выдают правду: за тонкой тканью виднеются крепкие белые решетки, отделяющие этот простоватый уют от свободного мира за окном. Это украинское СИЗО, одно из тех, где содержат женщин с детьми.
"В каждом СИЗО полагается по одной "детской" камере, поэтому в каждом придумывают свое ноу-хау как изолировать мам с детьми", — рассказывает американский фотограф Миша Фридман. Он известен своими документальными фотопроектами, которые публиковали в New Yorker, Time Magazine, Spiegel, Le Monde, Amnesty International, Doctors Without Borders и других СМИ; в этом году Фридман побывал в 11 женских колониях и СИЗО, расположенных по всей Украине.
"Я увидел, что здесь есть колонии, где вместе с женщинами живут их дети до 3-х лет", — рассказывает Фридман. Их судьба, уверен фотограф, как ничья другая отражает то, что происходит сегодня в украинских учреждениях пенитенциарной системы. Поэтому именно они стали главными героями его нового документального проекта.
"Я не готов оценивать — плохо это или хорошо, что дети находятся за колючей проволокой с мамами, — говорит Фридман. — Моя задача — показать, что это явление существует, и Украина, как умеет, имеет с ним дело в контексте реформы пенитенциарной системы, ведь дети — это один из очевидных векторов, через который ты видишь эту реформу".
Плохие истории
Миша Фридман говорит, что из всех заключенных ему особенно запомнилась одна мама — ее он фотографировал довольно близко, и она попросила сделать портрет ребенка.
"Я спросил — зачем? Она сказала, что ребенку скоро три года, его заберут, а она будет тут еще девять лет. Она (предположительно — ред.) сидела за убийство. Все это плохие истории, — констатирует он. — Ничего хорошего в них нет".
Больше всего, говорит фотограф, его удивило то, что к женщинам практически никто не ездит:
"Количество визитов в мужские тюрьмы и в СИЗО совершенно несопоставимо с визитами к женщинам. Женщин бросают. И неважно — это первоходки или рецидивистки, женщина в тюрьме — это намного большее табу и позор семьи, она — "брошенная вещь".
По словам Александра Гатиятуллина, руководителя общественной организации "Украина без пыток", этот феномен сложно объяснить — "так ментально устроено общество", говорит он и добавляет с улыбкой: "При этом я знаю случай, когда осужденный мужчина пять раз за 5 лет разводился и женился. С женщинами все сложнее. Возможно, стоит делать отдельные ведомственные программы, государство должно создать условия для ресоциализации женщины, обеспечить право на сохранение семьи. Администрация (колонии) должна способствовать ее связям с внешним миром".
Гатиятуллин говорит, что организация пребывания женщин с детьми в украинских колониях должна строиться на основе Бангкокских правил, прописанных ООН (правила, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанных с лишением свободы):
"Думаю, этот документ у нас никто особо не анализировал, хотя некоторые нормы в отношении женщин с детьми прописаны. Раньше (в советское время) были режимы — общий, строгий и особый. Это до реформы 2016 года. Теперь учреждения делятся на уровни безопасности: максимальный, средний, минимальный. Но у женщин такого нет, у них только минимальный и средний уровень безопасности. То есть, у нас те женщины, которые отбывают пожизненный срок, все равно находятся в колонии среднего уровня".
Гатиятуллин также вспоминает о праве женщин с детьми получать краткосрочные отпуска для того, чтобы оформить ребенка в садик, когда приближается его трехлетие. Эта же норма касается трудоустройства перед окончанием срока наказания — заключенная может взять 10-дневный отпуск, чтобы найти себе работу перед выходом на волю.
"Женщинам с детьми до 3-х лет при хорошем поведении также разрешают проживать за пределами колонии, — говорит Гатиятуллин. — Но думаю, еще никто не воспользовался этой нормой. Я ни разу не встречал таких. Может, не знают (о такой возможности — ред.), может, негде жить, может, есть другие причины".
В Администрации государственной уголовно-исполнительной службы Минюста Громадскому подтвердили: ни одна отбывающая наказание женщина с ребенком до 3-х лет не воспользовалась этим правом. На вопрос, почему, в службе предположили, что для этого нужны определенные средства, а у осужденных возможности содержать себя и ребенка за пределами колонии просто нет.
Попытки гуманизации
"Реформистские мероприятия и попытки гуманизации у нас проводили еще до реформы в 2016-м, — говорит Александр Гатиятуллин. — Уголовный кодекс сменили еще при прежней власти, потому что было много решений ЕСПЧ". Государственную пенитенциарную службу Украины в мае 2016-го ликвидировали. Ее функции взял на себя Минюст. Начали развивать службу пробации, в 2016-м приняли соответствующий закон. "С тех пор идут реформы, меняются офисы, но непонятно, как будет эта система развиваться, в каком направлении", – говорит Гатиятуллин.
Он считает, что все это незначительно повлияло на заключенных женщин с детьми. И остается немало вопросов, которые следовало бы решить в рамках реформы.
К примеру, краткосрочные отпуска до 10 суток могут брать те, у кого есть дети до 3-х лет, а беременные — нет. Это в законе не прописано. Гатиятуллин приводит другой пример: "При поступлении в колонию женщину следует осматривать, но не указано, что это должна быть медсестра или женщина-медик. И тогда осмотр будет проводить мужчина-фельдшер, допустим. А нам нужно изначально лояльное отношение к женщине, нужны программы по ресоциализации, чтобы человек после заключения выходил не озлобленным. По тому, в каком состоянии находятся в стране тюрьмы, можно говорить о зрелости общества и страны в целом", — констатирует он.
Работа над этой фотоисторией была частично профинансирована Pulitzer Center
